В числе многочисленных рукописей университетской библиотеки голландского города Лейдена хранится одна, содержащая кроме нескольких песен Илиады Гомера (с 435 стиха VIII песни до 134 стиха XIII песни) еще гимны его в более полном виде, чем какое-либо другое собрание их, представляющая по общему отзыву специалистов большую научную ценность. Рукопись эта попала в город Лейден сравнительно недавно, только в прошлом столетии, а до сего времени находилась в Москве.

«Она, - говорит Эдуард Тремер, - была открыта профессором Московского университета Маттеи в 1777 году в Москве, и копия с нее тотчас была послана им голландскому филологу Рункену (Ruhnken)», причем Маттеи не было указано, где находится ее оригинал. Рункен, предположив, что подлинная рукопись найдена Маттеи в библиотеке Святейшего Синода в числе других греческих рукописей сей библиотеки, при своем издании 1780 года гимна Церере заявил, что оригинал его находится в Московской Синодальной библиотеке. Уже по выходе этого издания Маттеи уведомил Рункена об ошибочности его предположения касательно нахождения в Синодальной библиотеке оригинала гимна.

По словам Рункена, профессор Маттеи писал ему, что этот гимн он извлек не из какой-либо библиотеки, а “ex stabulo”, где он находился в продолжение многих лет вместе с другими рукописями и книгами, “inter pullos et porcos”, и что Маттеи рукопись, содержащую его, купил после продолжительных переговоров с ее владельцем. Последним, по словам Маттеи, был г. Карташев, коллежский асессор, родственник профессора красноречия в Московском университете, получивший ее вместе с другими многочисленными и прекрасными греческими и латинскими книгами от тестя своего протопресвитера Московского Успенского собора.

Но происходит эта рукопись, по мнению Маттеи, с Востока: она была привезена в Москву или из Греции или с Афонской горы. Рункен, узнав, что подлинная рукопись гимна Гомера Церере принадлежит профессору Маттеи, убедил последнего продать ее в 1786 году за 25 дукатов Лейденской библиотеке, чтобы эта единственная рукопись, содержащая упомянутый гимн Гомера, после смерти Маттеи не погибла. Таковы сведения о сей знаменитой рукописи, сообщенные самим профессором Маттеи.

Профессор Маттеи Х.Ф., родом саксонец, кончивший курс в Лейпцигском университете, прибыл в Москву в 1772 году, 28 лет от роду, получив приглашение в Московский университет для занятия должности ректора обеих университетских гимназий; через 4 года он был определен в университет профессором словесных наук и пробыл здесь до 1784 года, когда он «по нездоровью своему и фамильным нужда» был уволен от службы и возвратился в Саксонию. В 1804 году он снова прибыл в Москву, будучи вызван в университет для занятия кафедры греческой и римской словесности, и оставался в Москве до конца своей жизни в 1811 году.

В бытность свою в Москве Маттеи усиленно занимался разработкой, изданием, критическим исследованием и изъяснением памятников греческой и латинской древней письменности, в особенности первой, причем для своих работ постоянно пользовался рукописями Московских Синодальной (бывшей Патриаршей) и Типографской библиотек. Одни из памятников он издавал вполне или в отрывках, из других делал выписки, подвергал отдельные места критике и исправлял, отмечал варианты текста, сравнивал их с другими рукописями или древними изданиями и сообщал их для соображения европейским ученым, частью по их просьбе, частью по интересам собственным и для пользы науки. К сделанному им в 1782-1788 годах полному изданию Нового Завета на греческом и латинском языках с 100 московских греческих рукописей он присовокупил 29 рисунков и некоторые свои замечания. Он занимался не только рукописями богословского содержания, но и сочинениями древних греческих поэтов, ораторов, философов, медиков и других.

Маттеи кроме того известен еще своими работами по описанию греческих рукописей Московских Синодальных библиотек. Через четыре года после своего приезда в Москву, в 1776 году, он уже издает первую свою работу в этой области – Notita codicum manuscriptorum Graecorum Bibliothecarum Mosquensium Sanctissimae Synodi Ecclesiae Orthodoxae Graeco-Rossicae cum variis anecdotis, tabulis aeneis et indicibus locupletissimis (Москва, 1776 г., в лист). Здесь им подробно были описаны первые 50 рукописей в лист бывшей Патриаршей библиотеки. Через четыре года после выпуска в свет первой своей работы по описанию Синодальных рукописей Маттеи в 1780 году издал краткий перечень всех греческих рукописей Синодальных библиотек под заглавием “Index codicum manuscriptorum Graecorum Bibliothecarum Mosquensium Sanctissimae Synodi Ecclesiae Orthodoxae Graeco-Rossicae” (Санкт-Петербург, 1780 г., в 4°). А в 1805 году появляется его подробное описание всех греческих рукописей Синодальных библиотек – Accurata codicum Graecorum manuscriptorum Bibliothecarum Mosquensium Sanctissimae Synodi notita et recensio (Лейпциг, 1805 г., в 8°).

Но с давних пор передается по преданию и не раз было заявлено печатно, что Маттеи не удовольствовался чтением рукописей и извлечением из них неизвестных памятников, и присвоил себе некоторые рукописи, а из других вырывал листы, содержащие те или другие статьи. Об этом прежде всего дошли до ас свидетельства двух современников профессора Маттеи: историографа Карамзина Н.М. и Малиновского А.Ф.

В числе “Писем русского путешественника” мы находим между прочим одно из Дрездена от 12 июля 1789 года, указывающее, хотя и не прямо, на хищение профессора Маттеи. Изложив свои впечатления от осмотра Дрезденских картинной галереи и библиотеки, Карамзин Н.М. в конце письма замечает: “Между греческими манускриптами показывают весьма древний список одной Еврипидовой трагедии, проданной в библиотеку бывшим московским профессором Маттеи; за сей манускрипт вместе с некоторыми другими взял он с курфюрста около 1500 талеров. Хотел бы я знать, где г. Маттеи достал сии рукописи?”

Карамзин выразился очень осторожно, не сказав прямо, хотя, вероятно, и знал, что рукописи эти похищены из Московских Синодальных библиотек; так поступил он, быть может, потому, что Маттеи, когда впервые появилось это письмо (1791 г.), был жив. Но Степан Шевырев в своей «Истории русской словесности», очевидно на основании этих слов Карамзина Н.М., уже прямо заявляет, что Карамзин в Дрезденской библиотеке видел древнюю рукопись одной Еврипидовой трагедии с пометою Синодальной библиотеки, рукопись, которую Маттеи продал за 1500 талеров.

Свидетельство другого современника профессора Маттеи более определенно и категорично. В 1723 году, как известно, был издан составленный Афанасием Скиадою каталог греческих рукописей Синодальной библиотеки под заглавием “Catalogi duo codicum manuscriptorum Graecorum, qui in Bibliotheca Synodali Mosquensi asservantur”. В предисловии к нему Скиада между прочим говорит: «Сия (Синодальная) предражайшая библиотека великороссийская всегда бысть заключена и положенныя в ней книги иностранным несведомы быша. Каталог о них ни един бысть сочинен (сей же мною сочиненный испытнейшего требует следования, ибо в средине книги или при конце множицею приписана иная дела, яже в начале книги не суть означена), ниже подлинное кое книгам рукописным было следование». На экземпляре этого каталога, принадлежащем ныне библиотеке Московского Главного Архива Министерства Иностранных Дел, слова, набранные курсивом, очерчены красным карандашом и против них тем же карандашом старинною рукою написано: “NB. Вот чем Маттеи воспользовался для хищения”. Таким образом, этот второй современник Маттеи уже прямо и положительно свидетельствует о хищениях профессора Маттеи из Синодальных библиотек. Кому же принадлежит это свидетельство, кто такой был этот современник Маттеи, который так категорично заявил о хищениях его?

Книга, на которой находится это свидетельство, поступила в Архив в давнее время, впрочем, точно не известное. На переплете ее есть несколько записей на латинском языке, из коих видно, что настоящий экземпляр был подарен Скиадою одному из прежних владельцев, получившему некоторые сведения о сем каталоге от самого Скиады, но нигде не обозначившему свое имя. Почерк, которым сделана помета о Маттеи, был мне очень знаком, но на первых порах я не мог точно определить его. Сличение бумаг, писанных управлявшими Архивом Миллером Г.Ф. и Бантышем-Каменским Н.Н., показало, что помета о Маттеи была сделана не этим лицами.

После такого отрицательного результата я стал сличать ее с почерком также управлявшего Архивом Малиновского А.Ф. В Архиве нашлись бумаги с надписями А. Малиновского тем же самым красным карандашом. Сличение почерков привело к заключению в их тождестве, что помета на каталоге Скиады сделана рукою Малиновского А.Ф. И общий характер письма, и несколько букв оригинального начертания оказались тождественными и в помете о Маттеи, и в надписях, сделанных несомненно Малиновским А.Ф. Таким образом, второй современник Маттеи, положительно свидетельствовавший о хищениях его из Синодальной библиотеки, - бывший управляющий Московским Архивом Государственной Коллегии Иностранных Дел Малиновский А.Ф. (он был определен в Архив актуариусом в 1780 г., в 1814 г. был назначен управляющим Архивом, в каковой должности и умер в 1840 г.).

То, что говорили и писали для себя современники профессора Маттеи, следующее поколение передавало печатным путем. Выше я уже приводил слова профессора Степана Шевырева. Но и кроме него мне сейчас известно еще два печатных заявления о похищении Маттеи рукописей из Синодальных библиотек. Безсонов П.А. в одной статей своих об Юрии Крижаниче, помещенных в «Православном Обозрении» за 1870 год, говорит между прочим, что «Маттеи, известный ученым описанием библиотеки Патриаршей, открыл там и увез с собою за границу драгоценную рукопись Гомера». Бодянский О.М., отметив пропажу некоторых рукописей из библиотеки Воскресенского (Новый Иерусалим) монастыря, прибавляет: «…и как не потерпеть было этому книгохранилищу, когда и более, по-видимому, огражденные потерпели и терпят даже до сего дня от тысячи случаев: то от неведения хранителями их ценности, то от недостатка в охранении, невнимания, равнодушия и даже от любознательности знающих им цену, от так называемых книгочий, библиографов дурной руки. И не только у нас (Маттеи, Онацевич, К-чь, Сн. и т.д.), но и на Святой горе досталось книжным сокровищам от наших странствующих библиоманов». Отзыв О. Бодянского нисколько не преувеличен и ныне можно считать бесспорным, что наши Синодальные библиотеки, особенно, Типографская, сильно пострадали от «любителей»…

Эти существующие в нашей литературе данные мне казались достаточными для того, чтобы утверждать о хищении греческих рукописей профессором Маттеи из Синодальной библиотеки. Поэтому когда я при определении рукописей, привезенных Арсением Сухановым с Востока, не мог указать в числе находящихся в России около 66-109 рукописей и книг, я заявил еще в 1891 году, что «часть их похищена из Синодальной библиотеки профессором Маттеи и что их нужно искать в заграничных библиотеках».

Но не для всех эти сведения были убедительны: одни считали их недостаточными для положительного решения вопроса о хищениях профессора Маттеи, другие же шли далее и прямо отрицали этот факт. Для окончательного решения настоящего вопроса я обратился к тому средству, которое указывал в 1891 году – к поискам Московских рукописей среди заграничных библиотек. Поиски эти, сперва бывшие неудачными, в конце концов, увенчались полным успехом, так что теперь уже не может быть сомнений относительно хищения профессора Маттеи.

Рукописи Московских Синодальных библиотек легко узнаются по некоторым свойственным им признакам. Как видно будет ниже, они почти все, за весьма небольшим исключением, доставлены были в Москву вследствие и после поездки старца Арсения Суханова на Афонскую гору в 1653-1655 годах, который специально для покупки их и был послан из Москвы. На рукописях, отобранных им для отсылки в Москву, он на одном из первых листов, обыкновенно внизу, подписывал свое имя: «Арсений», а монастыри там же, большею частью вверху листа, помечали принадлежность им той или иной рукописи записью на них по-гречески своих названий. Эти подписи находятся на громадном большинстве рукописей Московской Синодальной библиотеки и служат их отличительными признаками.

Одна рукопись с подобными отметками, с подписью на втором листе имени «Арсений», была указана мне в 1893 году среди рукописей Парижской Национальной библиотеки – за № 923 (рукопись IX века из лавры святого Афанасия, содержащая параллели святого Иоанна Дамаскина). Предположив, что она происходит из Московской Синодальной библиотеки, я за дальнейшими сведениями о ней и с запросом о других подобных рукописях в Парижской библиотеке обратился с просьбой к профессору Брюссельского университета Ивану Ивановичу Щукину, который весьма любезно сообщил мне сведения, собранные им при содействии хранителя рукописей Национальной библиотеки H.Omont’а и профессора П. Бойе. На рукописи № 923 действительно нашли подписи Арсения и монастыря, но рукопись не могла быть похищена профессором Маттеи, потому что на ней имеется штемпель Королевской библиотеки (штемпель дореволюционной эпохи) и она значится уже в печатном каталоге библиотеки 1740 года, в котором обозначена как вывезенная из Константинополя, по предположению Omont’а, Sevin’ом и Fourmont’ом, посетившими Константинополь в 1729-1730 годах, но не побывавших на Афоне.

В библиотеке имеются и еще рукописи с Афона (большое число греческих рукописей так называемые fonds Coislin.), но они там куплены в то же самое время, когда и Московские рукописи Сухановым. Имя профессора Маттеи не встречается нигде в реестрах покупок Национальной библиотеки, и г. Omont не допускает предположения, что посредником между администрацией библиотеки и профессором Маттеи служил какой-либо книгопродавец. Таким образом, поиски греческих рукописей Московских Синодальных библиотек среди рукописей Парижской Национальной библиотеки не дали никакого положительного результата.

За справками относительно греческих рукописей Мюнхенской библиотеки, именно не имеется ли среди них рукописей с подписью Арсения, я обращался к профессору К. Крумбахеру, который ответил мне, что каталог их, составленный Hardt’ом, что касается внешнего описания – очень заслуживает доверия и так как в его указателе владельцев совсем нет имени Арсения, то г. Крумбахер предполагает, что рукописей с этой подписью в Мюнхене нет, хотя и не невозможно, замечает он, что от Hardt’а ускользнула такая помета…

Но все эти неудачи вполне вознаградили рукописи Дрезденской библиотеки. Я возлагал большие надежды найти среди них рукописи, бывшие прежде в Московских Синодальных библиотеках и похищенные профессором Маттеи, в виду приведенного выше указания в письме Карамзина Н.М. Эти надежды еще более усилились после разговоров с профессором Дмитриевским А.А., занимавшимся в Дрезденской библиотеке и утверждавшим, что в сей библиотеке имеется немало греческих рукописей, принадлежавших прежде Московским Синодальным библиотекам.. Ознакомление с описанием Дрезденских рукописей, составленным Фр. Шнорром фон-Карольсфельдом, убедило меня в полной справедливости моих надежд на решение поставленного вопроса сими рукописями. Для большей доказательности мне нужны были некоторые дополнительные сведения о сих рукописях, отсутствующих в каталоге г. Шнорра, и тут судьба послал мне доброго гения в лице профессора Лейпцигского университета г. Оскара фон-Гебгардта, который тоже заинтересовался происхождением Дрезденских рукописей, тщательно изучил их и пришел к выводу, что они похищены из Московских библиотек.

Благодаря сообщенным г. Гебгардтом сведениям о размере листов Дрезденских рукописей, о имеющихся на них сигнатурах тетрадей, подчистках, и другим сведениям, отсутствующим в каталоге г. Шнорра, возможно было решить, из какой именно Московской рукописи вырваны те или другие листы, находящиеся в Дрездене. Многоуважаемый профессор сообщил мне свои предположения относительно происхождения Дрезденской рукописи из той или другой Московской рукописи, которые мною проверялись осмотром последней рукописи и, сообразно оказавшимся данным, или принимались или отклонялись. И хотя поиски в этом отношении и не закончены, но и добытые результаты я считаю совершенно достаточными для решения вопроса о хищениях профессора Маттеи; более же подробные сведения о происхождении Дрезденских рукописей будут в свое время сообщены профессором Гебгардтом, который готовит особую специальную статью о них.

Профессор Маттеи, как сказано выше, в 1784 году был уволен от службы, а в 1788 году он уже продал «собранные» им рукописи Дрезденской библиотеке. В архиве сей библиотеки сохранился полный список всех рукописей, приобретенных ею у профессора Маттеи, и кроме того еще проект письма к графу Марколини от 24 ноября 1788 года, где покупка предлагается за 2000 талеров; о происхождении этих рукописей в письме сказано только, что Маттеи «собрал» их в течение своего прежнего 11-летнего пребывания в Москве. В списке рукописей, проданных Маттеи, значатся как древние рукописи с IX по XVIII века, так и несколько копий, снятых Маттеи с рукописей Московских и иных библиотек, равно как и печатные издания, с коими Маттеи сличал Московские рукописи и отмечал их разночтения.

Относительно одной рукописи имеется сведение, что она до Маттеи принадлежала G. A. Marchio, на аукционе которого и была куплена Маттеи за 9 талеров. Остальные рукописи – древние, написанные с IX по XVIII века, из числа тех, которые могли быть похищены Маттеи из Московских библиотек. Все они были тщательно просмотрены профессором Гебгардтом, и на основании этого изучения он пришел к выводу, что 32 из числа их суть листы, вырванные из рукописей, части их большие ли меньшие, а прочие – целые рукописи. Кроме этих греческих рукописей и книг Маттеи Дрезденской библиотеке было продано еще 15 арабских и татарских рукописей «с коробкой, в которой лежали разные образцы многоразличных рукописей, находящихся большей частью в Англии, также турецкий паспорт».

Ни на одной из Дрезденских рукописей мы не находим подписи Арсения, но на многих встречаем греческие записи, те же, что и на рукописях Московских Синодальных библиотек. Отсутствие подписи Арсения на рукописях Дрезденских объясняется во-первых тем, что листы Маттеи вырывались большей частью из середины и конца рукописей; если же иногда и из начала их, то всегда после первых нескольких истов; и во-вторых тем, то профессор Маттеи старался уничтожить признаки принадлежности рукописей Московским библиотекам и замести следы своего хищения. Так, на листах, вырванных им из той или другой рукописи, он вычищал сигнатуру (счет) тетрадей, а иногда для этого отрезал поля рукописи, если они были велики и цифровая буква тетради стояла у конца полей; на иных рукописях находятся и другие подчистки, сделанные настолько старательно, что невозможно разобрать или догадаться об уничтоженном слове или помете. Ниже в своем месте я отмечу, насколько это возможно, из каких именно Московских библиотек какие рукописи или части их находятся среди Дрезденских рукописей Маттеи.

Кроме Дрезденской библиотеки рукописи от профессора Маттеи перешли и в некоторые другие библиотеки. Так, профессор Гебгардт сообщает, что в Геттингене имеется одна рукопись XV века (Codex Philol. 28) на 73 листах, содержащая творения Пиндара, и поступившая в библиотеку в 1783 году от Маттеи, получившего ее в Москве от некоего Калльерги. Библиотека Лейпцигского университета владеет также одной Матеевой греческой рукописью, неизвестно только в каком году и за какую сумму им проданной. Рукопись эта, по мнению профессора Гебгардта, происходит из Синодальной библиотеки, ибо, замечает он, «на первых листах внизу была обычная запись синодального ризничего иеродиакона Гедеона, удаленная химическим путем».

Несколько рукописей продано было Маттеи Лейденской библиотеке. Руководясь различными указаниями, и между прочими сведениями, находящимися в письмах Маттеи к Рункену, профессор Гебгардт пришел к выводу, что в это библиотеку от Маттеи поступили рукописи №№ 29, 38, 74, и 75. Этой же библиотеке Маттеи была продана рукопись Гомера, содержащая между прочим гимн Церере, первая половина которой находится в библиотеке Московского Главного Архива Министерства Иностранных Дел. О краже Маттеи «знаменитой рукописи Гомера», как мы видели выше, заявлялось и в печати: Безсонов П.А. прямо говорит, что Маттеи в Московской Синодальной библиотеке «открыл и увез с собою за границу рукопись Гомера»; эта рукопись украдена была только не из Синодальной библиотеки, а из библиотеки Московского Главного Архива Министерства Иностранных Дел…

Об этой Лейденской рукописи Гомера приват-доценту Страсбургского университета Эдуарду Тремеру, читавшему летом 1890 года в сем университете курс лекций о гимнах Гомера, приходилось много говорить. Ее происхождение и история были г. Тремеру совершенно неизвестны. В “Dictionnaire Numismatique” Бутковского он встретил известие, что по сведениям князя Оболенского М.А. так называемая Лейденская рукопись Гомера «происходит из библиотеки великой княгини Софьи Палеолог и что для этой, по тому времени очень обширной библиотеки был в царствование внука Софьи, царя Ивана IV, составлен в 1565 году каталог дерптским пастором Веттерманом».

В то же время г. Тремеру стало известно, что тот же Маттеи прислал Гейне для его издания Гомера 1805 года сообщение, что в Московском Архиве Государственной Коллегии Иностранных Дел находятся две тетради Илиады, из которых одна рукопись, in folio, XIV века, заключает в себе Илиаду с I песни до 434 стиха VIII песни. А Лейденская рукопись тоже in folio и тоже XIV столетия – является ее продолжением и начинается с 435 стиха VIII песни Илиады. В виду этого Тремер задал вопрос: «не является ли Московский Архив Министерства Иностранных дел хранилищем книжных сокровищ царя Иоанна Грозного? Не укрылось ли какое-либо из этих сокровищ от внимательного взора Маттеи?»

И чтобы убедиться в этом, отправился в Россию и между прочим для занятий в стенах Московской Синодальной библиотеки, по его мнению, «столь отдаленных от главных центров ученой жизни». Он особенно надеялся на Московский Главный Архив Министерства Иностранных Дел, предполагая, что его греческие и латинские рукописи не были известны никому другому и, следовательно, ему первому придется открыть их миру…

В бытность г. Тремера в Санкт-Петербурге (1890 г.) академик Куник А.А. старался, по его выражению, разубедить Тремера в его иллюзиях. Куник указал ему специальную статью профессора Клоссиуса по интересовавшему его вопросу – «Библиотека великого князя Василия III и царя Ивана IV», статью, служившую до самого последнего времени первоисточником при речи об этом, сведения и выводы которой повторялись всеми нашими исследователями. Статья эта в свое время была напечатана и на русском языке. Но ни русский, ни немецкий тексты ее не были известны г. Тремеру до приезда его в Россию и только в Петербурге он познакомился с нею. Возможно, что если бы эту статью профессора Клоссиуса Тремер изучил своевременно, то он не счел бы нужным отправляться в Россию отыскивать «сокровище, которое распространило бы из России в Европу времена Петрарки, Боккачио, Филадельфа и Медичи…»

Еще в бытность свою в Петербурге Тремер уже решил, что «тщетно разыскиваемая Клоссиусом библиотека, хотя бы только в остатках, хранится в Московском Главном Архиве Министерства Иностранных Дел», о греческих и латинских рукописях библиотеки коего были сообщены ему сведения бывшим директором Архива покойным бароном Бюлером Ф.А. через посредство академика Куника А.А. Тот вывод, к которому г. Тремер пришел, побудил его «не откладывать поездку в древнюю русскую столицу…»

«С большими ожиданиями вступил я, - пишет Эдуард Тремер, - в залах Архива на ту почву, которая меня должна была приковать к себе в продолжении нескольких месяцев» и вскоре же принужден был разочароваться в своих мечтах…

Тремер пишет, что он особенно наделся на Архив потому, что «в нем до сих пор не были произведены поиски». Это последнее заявление г. Тремера ошибочно. В свое время профессором Клоссиусом при розысках библиотеки великого князя Василия III и царя Ивана IV было обращено внимание и на этот Архив, и мы имеем письменное свидетельство о сем – письмо его к бывшему управляющему Архива Малиновскому А.Ф. 22 сентября 1828 года профессор Клоссиус между прочим писал ему из Дерпта: «Быть может вы еще помните, что в прошедшем году я с соизволения его императорского величества довольно долгое время пробыл в Москве для пользования Синодальною библиотекою и что ваше превосходительство были так милостивы, что по ходатайству за меня г. Лодера разрешили мне доступ и в библиотеку государственного Архива. Рукописей я тогда не мог обозреть, так как они были опечатаны. Теперь я предполагаю опубликовать результаты моей поездки в особом сочинении “Anecdota graeca Mosquensia”, и прислать им во введении историю книгохранилищ империи, в особенности касающуюся греческих и латинских рукописей. Мне было бы неприятно, если бы в нем остался пробел относительно рукописного собрания библиотеки государственного Архива, а потому я осмеливаюсь обратиться прямо к вашему превосходительству, как высокопросвещенному начальнику этого учреждения с просьбою милостиво сообщить мне через кого-либо из ваших подчиненных следующие необходимые мне сведения: 1) Сколько в библиотеке имеется русских рукописей? 2) Сколько греческих и латинских? 3) Сколько на других языках? Относительно греческих и латинских я желал бы иметь поименный список с обозначением о каждой из них, писана ли она на пергамине или на бумаге».

«По письму вашему ко мне от 22 сентября, - отвечал профессору Клоссиусу 23 октября того же года Малиновский А.Ф, - я счел себя обязанным удовлетворить желанию вашему, тем охотнее, что вы отыскиваете сведения о государственных в Москве библиотеках по высочайшему дозволению государя императора. В доказательство усердия моего к содействию вам препровождаю здесь список четырем отделениям, в которых означаются любопытнейшие манускрипты сходственно с предначертанием, изъясненным в письме вашем».

О том, что Клоссиусу были известны греческие и латинские рукописи библиотеки Московского Главного Архива Министерства Иостранных Дел, Тремер мог бы узнать из специальной статьи первого, а это обстоятельство не должно было питать его надеждой найти здесь остатки великокняжеской библиотеки… «С великою радостью и удивлением нашел он в Архиве значительную библиотеку греческих и латинских рукописей», (из каковых состояла и библиотека им отыскиваемая), но… «очень скоро мне, - пишет Тремер, - пришлось убедиться, что ни одна из этих рукописей не может происходить из затерянной и отыскиваемой мною библиотеки царя Ивана Грозного», то есть ему пришлось отказаться от тех предположений и выводов, с которыми он вступал в Архив. Причиной такой резкой перемены его мнения было то, то: 1) значительная часть Архивских рукописей датирована XVII столетием и 2) что приведенными мною данными он был принужден согласиться со мной, что как означенные рукописи XVII века, так и другие древнейшие греческие рукописи поступили в Посольский приказ только в конце XVII столетия, будучи присланы в Москву, и следовательно не суть остатки царской библиотеки XVI века…

В виду важности вопроса и отсутствия в нашей литературе удовлетворительных сведений об этом, я позволю себе сообщить здесь собранные мною данные о хранившихся в Посольском приказе в XVII веке книгах и рукописях «на розных языках», и об иноязычных рукописях библиотеки Московского Архива Государственной Коллегии (ныне Министерства Иностранных Дел) за XVIII-XIX века. Для ближайшей цели настоящего исследования можно бы ограничиться и меньшими сведениями, но я счел нужным изложить все известное мне касательно истории библиотеки Посольского приказа в виду того значения, какое имеет вопрос этот в истории русской литературы.

Из составленных в XVI веке описей документов, которые в XVII веке хранились в Посольском приказе, до нас дошла только одна, напечатанная в IV томе Актов Археографической Экспедиции, - так называемая «Опись Царского Архива». В этой описи кроме документов, посольских и вообще различных приказных книг указывается и несколько книг-рукописей: «летописец Литовских князей и иные списки розные» (ящик 114-й), «судебник за дьячьими руками» (ящик 139-й), «книги татарские» (ящик 172-й), «перевод с летописца польского и перевод с космографии» (ящик 217-й), «куран татрской, на чем приводят татар к шерти» (ящик 218-й), Артемия игумена Троицкого – Апостол, Евангелие и Псалтырь, «писана полусловицею» (ящик 222-й); и кроме того еще упоминается особая «коробья ноугородская» с какими-то «латинскими книгами» (между 134 и 135 ящиками).

Но в XVII веке ни в одной из этих рукописей не было уже в Посольском приказе; мы не находим никакого упоминания о них ни в Переписной книге дел Посольского приказа, составленной в начале Михаилова царствования, в 1614 году, окольничим князем Мышецким Д.И. и дьяконом П. Даниловым, ни в таких же книгах, составленных окольничим Бутурлиным Ф.Л. и дьяками И. Болотниковым и Г. Нечаевым после Московского пожара 1626 года и окольничим Долматовы-Карповым Л.И. и дьяком И. Переносовым в 1632 году. Описи эти, не указывая в Посольском приказе старых рукописей, отмеченных описью Царского Архива, в то же время не перечисляют и никаких других рукописей, которые могли бы поступить в Посольский приказ в первые 30-40 лет XVII века.

Мы имеем несколько документальных известий о присылке царю Михаилу Федоровичу различными лицами рукописей, которые могли остаться в Посольском приказе; но на этот последний факт нет никаких прямых указаний. В 1632 году «доктор медицины Лондонской коллегии Джон, сын Франциса-Антони» вместе с «тинктурой золота на винном спирте и эссенцией золота в сухом виде, изобретенных его отцом, которого отлично знал главный доктор царя Дей», посылал особую «маленькую книжку», которая объясняла способ употребления этих лекарств. В 1637-1641 годах было прислано царю несколько книг из Молдавии: а) в 1637 году греченин Палладий Поновитого, посланный молдавским митрополитом Варлаамом, поднес царю от митрополита на прием «образ, службу и мучение святого Иоанна, иже в Белграде мучившегося», «нового чудотворца»; б) в 1639 году молдавский господарь Василий просил путивльского воеводу доставить царю «книгу и писания», которые принесет в Путивль его посланец; и в) в 1641 году учитель Гавриил Власий из Ясс прислал с греком Иваном авловым для царевича Алесея Михайловича «еллиногреческую книгу» - сочинение Мелетия патриарха александрийского против жидов. Вероятнее всего, что эти книги поступили в царскую библиотеку, хотя, судя по другим примерам, некоторые из них могли остаться и в Посольском приказе.

Известно также, что в 1637 году Богдашко Лыков вместе с Иваном Дорном переводили «книгу латинскую полную космографию» Герарда Меркатора, но опять нет никаких положительных сведений, чтобы в первой половине XVII века, точнее по конец Михаилова царствования, в Посольском приказе были какие-либо иноязычные книги или рукописи.

Поступление книг в Посольский приказ в XVII веке, образование в нем особой библиотеки из книг «на розных языках» началось с первых лет царствования Алексея Михайловича. Во второй четверти XVII века в Западном крае появилось несколько книг, касавшихся событий Смутного времени или вообще имевших отношение к Руси. Московское правительство следило за выходом их и гонцам своим, отправленным в Польшу, предписывало между прочим покупать их. Так, дьяк Григорий Кунаков 1 января 1650 года привез из Польши 6 тетрадей, «печатаны по-польски с латынским». Получив эти и подобные книги, изданные в Польше, Московское правительство просматривало их с целью узнать, нет ли в них «укоризненных» ему статей или речей, чтобы в случае нахождения их сделать замечание об этом Польскому правительству.

Так, например, отправленным в Польшу в 1650 году послам Пушкину и Леонтьеву было наказано требовать удовлетворения за укоризненные слова, напечатанные в книгах. Послам даны были не только сами печатные книги, но и выписки из них, «переченевые» тем местам, которые Московское правительство считало оскорбительными для себя. Послы действительно говорили об этих книгах и еще об одной, только что вышедшей из печати и купленной ими в Варшаве, говорили успешно, ибо добились того, что из одной книги листы, а остальные книги целиком были сожжены при них в Варшаве публично. Книги, посылавшиеся из Москвы с Пушкиным и Леонтьевым, были возвращены ими обратно в Посольский приказ и в 1653 году с новыми послами в Польшу князем Б. Репниным-Оболенским с товарищами были опять отправляемы.

Но особенно многочисленное поступление в Посольский приказ книг из Западного края последовало в то время, когда этот приказ находился в заведывании «знаменитого западника и усердного собирателя иностранных книг» Ордина-Нащекина А.Л. (с 15 июля 1667 года по 1672 год). В 1669 году Ордин-Нащокин, как известно, отправился на посольский съезд в Мигновичи. Отсюда, из этого посольского стана, им была послана в Смоленск отписка воеводам (полученная 9 ноября 1669 года), вследствие которой последние послали к нему в Мигновичи «82 книги латынских костельных, которые бывали у ксензов и у езовитов; а сысканы были те книги в Смоленску в приказной избе». Книги эти, посланные с сотником Василием Клочковым, были получены Оридиным-Нащокиным 16 ноября, приняты у него, а сам он отпущен обратно в Смоленск в тот же день.

Через месяц после этого смоленскими воеводами была получена вторая отписка Ордина-Нащокина, вследствие которой они послали к нему в Мигновичи еще «польских и латынских 128 книг, а взяты те книги в Смоленску у шляхтянки у вдовы Рачинской». Какая судьба постигла эти книги, документы не говорят, но нужно думать, что книги, присланные в первый раз в количестве 82 штук, были пересланы в Москву. При этом предположении объясняется то, почему в описи книг Посольского приказа 1673 года встречаем, и в достаточном количестве, католические и лютеранские богословские книги.

Из того же Смоленска через три года было взято еще несколько книг в Стрелецкий приказ. Так, в последних числах сентября были присланы две рукописи: а) Описная книга Смоленска, Дорогобужа, Серпейска, Рославля, Белой, Велижа, Невля и Себежа, взята у протодьякона соборной церкви Гавриила и б) Поборовая книга, взятая у смоленской шляхты Данила Гурка. В конце октября того же 1672 года смоленские воеводы получили из Стрелецкого приказа царскую грамоту следующего содержания: «ведомо великому государю учинилось, что в Смоленску в приказной избе и в иных во многих местах есть старинные книги на польском и на латынском языке, и воевода б тех книг велел пересмотреть и написать роспись: какие книги и откуда, а учиняя роспись, прислать к великому государю, к Москве в Стрелецкий приказ». По произведенным тщательным розыскам в Смоленске, в приказной избе сыскано старинных книг на латинском языке 16 книг, причем одна только книга оказалась целой, а все остальные «подраны и мыши объели, и начла и конца у них нет». Откуда эти книги в приказную избу взяты были, смоленские подячие «не ведали». Никаких других книг кроме этих 16-ти в Смоленске нигде не нашлось. Они были отосланы в Стрелецкий приказ, из которого впоследствии могли быть переданы в Посольский приказ.

Таким, вероятно, путем образовалось в Посольском приказе собрание иноязычных книг и рукописей, перечень которых находим в Переписной книге Архива, составленной в 1673 году при боярине Матвееве А.С. «со товарищи», каковой перечень есть древнейшая из доселе известных мне описей всего состава библиотеки этого приказа. Содержание этой описи Архива разбито на главы и рубрики. В находящемся в начале ее современном оглавлении последняя 36-я глава, содержащая опись библиотеки, озаглавлена: «Книги на розных языках печатные и письменные». Пред самым текстом описи книг Посольского приказа помещен следующий заголовок: «сундук липовой большой, с внутренним замком, а в нем книги розных языков».

Настоящая опись библиотеки Посольского приказа, как и все другие описи XVII века книг, страдает краткостью и недостаточною определенностью названий сочинений. В виду важности ее и желательности более ясного представления о книгах, бывших в то время в Посольском приказе, я решил сделать попытку к русскому названию книги подыскать ее подлинное, на том языке, на котором она напечатана. С этой целью из каталога Архивской библиотеки, составленного в 1816-1820 годах, мною был сделана выборка всех книг, изданных по 1696 год.

В Архивской библиотеке всех таких книг оказалось около 880. Чтобы выделить из числа их книги, поступившие в Архив в XVIII веке, мною были просмотрены все эти 880 книг, с целью, судя по имеющимся на книгах отметкам, определить, какие когда поступили. Результатом просмотра этого было исключением из всего количества их около 220, относительно которых удалось собрать сведения о поступлении их в Архив в XVIII веке. Но и оставшееся количество книг, изданных по 1696 год, было все-таки велико - 660 изданий. В это именно время, когда я изыскивал лучший способ к решению задачи, мне наконец удалось найти каталог всей Архивской библиотеки, составленный в 1784 году, который немало помог мне в данном случае. При помощи его и тех отметок, которые оказались на книгах, я имел возможность к части русских названий книг, бывших в Посольском приказе в 1673 году, подставить подлинное заглавие их. Хотя это мне удалось сделать только относительно половины всех книг, но я думаю, что не лишне и то, что удалось сделать.

Всего в библиотеке Посольского приказа находилось 9 книг на немецком языке, 80 – на латинском, 15 – на польском, 2 – на шведском, 2 – на итальянском и 1 – на голландском; а также 3 книги на двух языках – одна греко-латинская, одна на немецком и французском, и одна на немецком и латинском.

Опись 1673 года, сообщая настоящий список «книг на розных языках», бывших в то время в Посольском приказе, не делает отметок при каждой книге – рукописная ли она или печатная; только в трех местах она случайно обмолвливается указанием на то, что та или другая книга печатная. В числе настоящих книг опись 1673 года указывает шесть рукописей: одну латинскую, две польских, одну польско-латинскую, одну белорусскую и одну шведскую. За исключением этих шести рукописей относительно всех остальных иноязычных книг всего вероятнее, конечно, предполагать, что они – печатные; за это говорит и само содержание их, указываемое описью. Таким образом, последняя довольно определенно свидетельствует, что в 1673 году Посольский приказ не был богат ни печатными, ни рукописными книгами на иностранных языках: первых в нем было около 112, а вторых только 6.

Означенные книги и рукописи были самого разнообразного содержания: наряду с книгами Священного Писания (Библия была на польском, немецком и латинском языках) и толкованиями его в 1673 году в Посольском приказе было немало книг «кальвинских», были «летописцы», «лексиконы», «космографии», атласы, разные уложения или статуты, конституции, сказания, книги судебные, «книги, какову подобает бытии секретарю или подьячему» и другие. Нельзя не отметить, что из всего числа печатных книг, бывших в 1673 году в Посольском приказе (112-ти), немного более половины, около 60 книг, были богословского или религиозного содержания: «кальвинские», «люторские» и «католицкие» книги.

Нахождение их здесь и в таком значительном количестве довольно неожиданно и может быть объяснено только тем, что они суть те книги, которые «бывали у ксензов и езувитов», а также у шляхтянки Рачинской, хранились в Смоленской приказной избе, а в1669 году были присланы Ордину-Нащокину А.Л. Как сказано выше, последнему было прислано сперва 82 книги, а потом 128, всего 220 книг. А в Посольском приказе в 1673 году всех книг было 112. Следовательно, в последний поступили не все книги, присланные Ордину-Нащокину из Смоленска, а или только некоторые отобранные, или что мне кажется более вероятным, только книги, присланные Ордину-Нащокину в первый раз с Кравковым – 82 «латинские костельные книги, которые бывали у ксензов и езувитов». Что эти книги были в Посольском приказе, свидетельствуют записи на некоторых из них, сохранившихся до нашего времени в библиотеке Московского Главного Архива Министерства Иностранных Дел.

В описи 1673 года значатся также и те книги, которые в 1653 году были куплены в Польше князем Репниным-Оболенским; таковы, например, гранограф Пясецкого, Гваньин, Библия на польском языке и другие…

В 1673 году, как мы видели, в Посольском приказе было всего 112 печатных книг и 6 рукописей на иностранных языках. После этого года пополнение библиотеки сего приказа иноязычными книгами шло довольно успешно. В 1677 году в Посольский приказ поступило «из животов боярина Матвеева А.С. всего 77 книг на розных языках», именно на латинском – 42, на немецком – 12, польском – 4, французском – 3, итальянском – 1, голландском – 1; на двух языках: греческом и латинском – 5, немецком и польском – 1 и 8 книг неизвестно на каком языке.

В числе этих 77 книг боярина Матвеева А.С. значится несколько книг, одинаково озаглавленных и в описи 1673 года книг Посольского приказа, и здесь. Если это действительно одни и те же книги, то вероятнее предполагать, что это не вторые экземпляры их, а экземпляры Посольского приказа, из которого, нужно думать, они были взяты и были своевременно возвращены. Таковы, например, книги: описание Иерусалима града, Библия на немецком языке, конская в лицах, уложение на польском языке, об Александре Великом. За это говорит то обстоятельство, что все эти книги, значащиеся в описи книг Посольского приказа 1673 года, отсутствуют уже вместе с другими книгами (около 35-ти) в последующей описи собрания иноязычных книг этого приказа, составленной в 1696 году.

Таким образом, иноязычные книги не лежали в Посольском приказе без употребления, но они и не всегда возвращались сюда. Известно, что в 1684-1685 годах из Посольского приказа князем Василии Голицыным было взято сейчас отмеченных 17 книг «огородного и полатного и городового строений и резных и водовзводных и фигурных образцов», кои назад в приказ он «не присылывал». Но если мы и откинем из числа книг Матвеева А.С. 5 книг Посольского приказа, все-таки поступление иноязычных книг после этого бывшего начальника приказа было по тому времени довольно значительно – 72 книги.

В 1680 году умер другой бывший начальник Посольского приказа, предшественник Матвеева, старец Антоний Нащокин (А.Л. Ордин-Нащокин) в Псковском Крыпецком монастыре. Московское правительство тотчас же приняло меры к отобранию из оставшегося имущества дипломатических документов – посольских книг и писем, которые через месяц оно и получило, но, как видно из сохранившихся документов, только эти книги и письма посольские и были взяты в Москву. Документы не говорят ни слова, остались ли после старца Антония какие печатные книги и куда они поступили.

Через 6 лет после приращения библиотеки Посольского приказа книгами боярина Матвеева А.С. в 1683 году в Посольский приказ было передано 29 книг из Мастерской палаты, а в следующем 1684 году – 71 книга из Верхней типографии. Из Мастерской палаты поступило 18 книг атласов и других географических книг, 4 книги о палатном и городовом строении и разного дела, быть может из числа тех, которые в том же году взял князь Василий Голицын, остальные 7 книг почти все иллюстрированные – «с лицы», одна «летописец на ческом языке полской». Книги из Верхней типографии были главным образом богословского содержания, которыми, быть может, пользовался Симеон Полоцкий при своих работах; книги светские хотя и встречаются, но не в большом количестве.

В числе этих книг встречаем 18 в десть, 14 в полдесть, 2 в четверть и 10 в осьмушку без означения на каком языке, вероятнее всего, на латинском; 14 книг греко-латинских в десть и 2 в полдесть; польских 6 в десть и 5 в полесть. Таким образом, собрание иноязычных книг в Посольском приказе к 1696 году достигло почти 300 названий; но мы не имеем сведений, чтобы за период времени с 1673 по 1690 год в сей приказ к бывшим в нем шести рукописям поступили еще какие-либо рукописи, так что, можно думать, что из числа 300 книг рукописей в Посольском приказе к 1690 году было не более 6-ти.

В 1690 году это собрание Посольского приказа иноязычных книг и рукописей увеличилось греческими рукописями и печатными книгами, принадлежавшими ранее сего греческому архимандриту Македонского Николаевского монастыря Дионисию и поступившими сперва в Малороссийский приказ, а впоследствии переданными в Посольский. Об архимандрите сем и поступлении его книги мне удалось собрать только следующее сведения: 7 апреля 1650 года в Путивль «из Литовской стороны» приехали греческие старцы: «Турские земли» города Янина Никольского монастыря архимандрит Дионисий, келарь Иоасаф, толмач Зосимко Николаев и монастырский служка Юшко Дмитриев. Будучи подвергнуты путивльскими воеводами обычному допросу «на приезде», старцы сказали, что из Турции они ехали на Мутьянскую землю, где встретились с иерусалимским патриархом Паисием, пославшим рекомендательную о милостыне им грамоту к царю Алексею Михайловичу; они имели также с собой письмо из Константинополя от грека Антона Костянтинова и грамоту от монастырской братии с просьбою о даче им милостыни. Воеводы, отобрав у старцев все эти три документа – письмо и грамоты, послали в Москву в Посольский приказ вместе со своей отпиской, в которой между прочим спрашивали указаний, как поступить с приехавшими старцами, пустить ли их в Москву или, дав обычную милостыню в Путивле, отправить их назад. Отписка эта путивльских воевод была получена в Москве 1 мая и на ней было помечено: «велеть тому архимандриту с братьею государево жалованье дать по указу и дав отпустить назад, а к Москве отпускать не велеть». Согласно этой помете 6 мая путивльским воеводам и была отправлена царская грамота, полученная ими 22 мая. Воеводы дали (24 мая) архимандриту Дионисию 20 рублей, келарю Иоасафу 10 рублей, толмачу и служке по 2 рубля и отпустили их из Путивля за рубеж, велев проводить их, «до которых мест иных таких провожали». На этом прекращаются все мои сведения об архимандрите Дионисии.

Ундольский В.М. считал его одним из учителей Московской греко-латинской академии, но ошибочно; архимандрит Дионисий никогда учителем в Москве не был: в славяногреколатинской академии с открытия ее в 1685 году и по 1694 год учителями были Софроний и Иоанникий Лихуды, а в Типографской школе в 1686-1689 гг. иеромонах Тимофей.

Куда отправился архимандрит Дионисий, выехавши из пределов Московского государства, - документы, доселе мне известные, не говорят; но приписки и различного рода записи, находящиеся на рукописях собрания архимандрита Дионисия, сообщают некоторые, правда, не особо значительные, сведения. Так, из них мы узнаем, что он был великим протосинкеллом, в записях он не раз называется им. Рукописи архимандрита Дионисия свидетельствуют также, что в 70-80 годах XVII столетия он был еще жив, так как ему принадлежали рукописи, написанные в Константинополе (в Галате) в марте 1675 года, в 1677 году в метохии города (какого, неизвестно), в январе 1679 года, в мае 1686 года в Валахии.

На одной рукописи встречаем отметку, обозначающую, вероятно, что она приобретена или получена в Константинополе 7 августа 1677 года и сделанную, кажется, Дионисием. Это указание на бытность архимандрита Дионисия в 1677 году в Константинополе, равно как и то обстоятельство, что у него были рукописи, написанные около этого именно времени в Константинополе, дает основание предполагать, что он в 1670-х годах был великим протосинкеллом Константинопольской церкви. В конце другой рукописи, большая часть которой писана самим архимандритом Дионисием, находится написанное другим почерком одно духовно-нравственное сочинение, посвящаемое автором ученикам с датой - 27 мая 1686 года в Валахии. Если бы было известно, что это сочинение принадлежит архимандриту Дионисию (а в данной рукописи только список его), то мы имели бы право утверждать, что из Константинополя он, по той или другой причине, удалился в Валахию, где, может быть, был учителем в Ясской школе.

Но в конце 80-х годов XVII века он опять появляется в Московском государстве, именно в городе Нежине, где им у грека Изофиря оставлены были принадлежавшие ему книги. Нежин еще до присоединения Малороссии к Московскому государству представлял значительный поселок, в котором довольно большое число было греков. Благодаря заботам Македонского выходца священника Христофора (Христодула) Дмитриева в Нежине выстроены были два греческих храма: деревянный во имя архистратига Михаила, начатый постройкой в 1680 году, и каменный в честь всех святых, начатый постройкой в 1690 году; отцу Христофору обязана своим существованием и библиотека при этих церквах, состоявшая из греческих рукописей. Когда и вследствие чего прибыл сюда архимандрит Дионисий, опять неизвестно; но что он здесь был, свидетельствует тот факт, что здесь находились принадлежавшие ему книги. Об этом мы узнаем из особого сохранившегося до нашего времени дела о присылке их в Москву. Судя по отметке, находящейся на одном из документов его, росписи книг, принадлежавших архимандриту Дионисию («и сколько книги суть учителева»), можно думать или что Дионисий был учителем в Нежине или что он назывался им в виду раннейших занятий, и быть может в Валахии.

31 января 1690 года в Севске воеводами Леонтьевым с товарищами получена была царская грамота из Малороссийского приказа, в коей им сообщалось, что «великие государи указали царского величества подданному войска Запорожского обоих сторон Днепра гетману Мазепе И.С. сыскать в Нежине греческие книги, которые оставил Македонские земли Николаевского монастыря архимандрит Дионисий у греченина у Зофиря или у кого он Изофир скажет; а сыскать и описав их имянно, как которая книга именуется, прислать в Севск с батуринским казаком Иваном Игнатовым «в 2-х коробках греческие книги да тем книгам переписную роспись» вместе с «листом» своим к царям о посылках тех книг. 28 февраля воеводы отослали в Москву в Малороссийский приказ: 1) книги «в тех же коробках, прикрепив печатми», 2) гетманский лист к царям, и другой к севским воеводам и 3) «греческим книгам переписную роспись», присланную воеводам гетманом. Отписка севских воевод об этом, равно как и самые книги вместе с перечисленными приложениями получены были в Москве 7 марта 1690 года. На отписке была сделана помета: «взять к отпуску и записать в книгу».

Чем вызвано было отправление в Севск из Москвы царской грамоты и от кого Московское правительство узнало о существовании в Нежине книг архимандрита Дионисия, в деле не говорится ни слова и нет в нем никаких указаний на это. Из других документов известно только, что в 1690 году, когда отправлена царская грамота в Севск, в Москву приезжал из того же Македонского Янинского Николаевского монастыряархимандрит Иосиф за милостыней; быть может им и было заявлено в Москве о книгах архимандрита Дионисия в Нежине.

Составленная по приказанию Мазепы «перечневая роспись» книг для нас чрезвычайно любопытная, потому что решает вопрос о происхождении Лейденской рукописи Гомера и начала ее, хранящегося в библиотеке Московского Архива Министерства Иностранных Дел, относительно которых Эдуард Тремер думал, что они происходят из библиотеки великого князя Василия III, - сохранилась до нашего времени в двух списках: один список на малороссийском наречии, другой – на великороссийском. В последнем встречаем отметку, из которой видно, что была еще роспись книг, написанная «греческим письмом», с которой писано «белорусским письмом слово в слово». Но эта греческая роспись, к сожалению, не сохранилась.

14 марта 1690 года была решена участь этих книг и рукописей, о чем говорит следующая помета, находящаяся на обороте списка грамоты Мазепы к царям Петру и Иоанну: «Великим государям известно. Взять к отпуску. А книги все против сей нижеписанной росписи указали великие государи в приказ Малыя России принять и записать в книгу и беречь подьячему, у которого в приеме, чтоб были все в целости и за печатью». Здесь в Малороссийском приказе все эти книги пробыли до 1696 года включительно, когда они были переданы в Посольский приказ.

Как увидим ниже, в 1696 году возник вопрос о передаче на Печатный двор вместе с книгами, бывшими в Посольском приказе, и имевшихся в Малороссийском приказе иноязычных книг, под которыми, вероятно, разумелись именно настоящие книги архимандрита Дионисия. Но впрос этот тогда был решен не так, как предлагали: вместо Печатного двора их велено было взять в Посольский приказ. Сохранившиеся росписи книг архимаендрита Дионисия не дают вполне удовлетворительного ответа на вопрос: сколько в числе сих книг было рукописей и сколько печатных книг. Росписи прямо указывают только 6 рукописей: 1) «Закон царский», 2) «Аристотелева о земляных делах», 3) и 4) «Две грамматики», 5) «казании» и 6) «розные тетради»; а относительно остальных не говорят ни слова – печатные они или нет.

Но несомненно, что среди них имеются и еще рукописи. Большая часть рукописей собрания архимандрита Дионисия сохранилась до нашего времени в библиотеке Московского Главного Архива Министерства Иностранных Дел, и на основании находящихся на них помет можно утверждать, что из собрания архимандрита Дионисия в Архиве имеется более 20 рукописей; возможно, что некоторые из рукописей архимандрита Дионисия исчезли отсюда и ныне хранятся в Дрезденской и других библиотеках: о двух рукописях это можно положительно утверждать, о прочих можно только предполагать. Собрание архимандрита Дионисия, кроме рукописей, состояло из печатных книг, из коих, кажется, ни одна не уцелела до нашего времени в Архиве, так как они были проданы вместе с другими книгами в 1784 году. Только из сопоставления списков книг архимандрита Дионисия со списками книг, проданных в 1784 году, мы получаем дополнительные сведения, указывающие место и год издания той или другой книги (правда, очень немногих – 6) собрания архимандрита Дионисия. Рукописи последнего постигла лучшая участь и они, за немногим исключением, и доныне находятся в Архиве, составляя главное ядро собрания имеющихся в нем греческих рукописей: из всех 28 Архивских рукописей 21 принадлежала ранее архимандриту Дионисию.

Читать продолжение старинной книги