Для какого дела Сикст IV помог Софье Палеолог 6 тысячами золотых, о которых гласит надпись? Для торжественного шествия в Москву - на трон! И папа Сикст IV и кардинал Виссарион были наперебой с царевной любезны и обязательны. Виссарион 24 июня 1472 года вручил Софье внушительные рекомендательные письма, а папа такие же грамоты через три дня. Самое же важное - папа выдал Софье солидные подъемные.

ПЕРЕЙТИ В ПОЛНЫЙ КАТАЛОГ СТАРИННЫХ И АНТИКВАРНЫХ КНИГ

Архивный документ об этом от 20 июня 1472 года. Пирлингом разыскан в римском государственном архиве. Собственно, это платежный документ трех кардиналов, главных инициаторов крестового похода, на который было собрано 6400 дукатов. Поход провалился, и походный фонд оказался свободным. Из этих денег 4 тысячи папа приказал выдать Зое, "королеве русской", "на расходы по путешествию в Россию и на другие цели", 600 дукатов - епископу, сопровождавшему невесту в Москву. Остальные 1800 остаются в кассе.

По другому архивному документу от 27 июня 1472 г., Зое Палеолог были выданы 5400 дукатов, а епископу 600, что составляет сумму в 6000 дукатов. Деньги эти были истрачены на византийскую принцессу в интересах крестового похода. Свита Зои, по замыслу папы, состояла из греков и итальянцев, не считая, конечно, русских, возвращавшихся на родину.

Среди греков был и Юрий Траханиот, один из участников брачных переговоров. Здесь же был и князь Константин, основатель монастыря, канонизированный православной церковью под именем Касьяна. Представителем двух братьев Зои был Дм. Ралли. Епископа-итальянца Антонио Бонумбре сопровождали латинские монахи. Трудно установить точно численность отправившихся в путь. В различных городах, которые проезжали путешественники, упоминается то 100 лошадей, то 50. Известны грамоты Сикста IV к городам на пути Зои: Болонье, Нюрнбергу, проконсулу Любека, почти тождественные по содержанию.

Вот, к примеру, содержание одной из них (герцогу Модены): "Наша дорогая дщерь во Христе, знатная матрона Зоя, дочь законного наследника Византийской империи, славной памяти Фомы Палеолога, спаслась от нечестивых рук турок. Она укрылась под сенью апостольского престола после падения столицы Востока и опустошения Пелопоннеса. Мы приняли ее с любовью и с честью, как любимую Свою дочь. В настоящее время она отправляется к своему супругу, с которым она Нашими заботами недавно сочеталась браком. Она едет к Нашему дорогому сыну, благородному Государю Ивану, великому князю Московскому, сыну покойного знаменитого великого князя Василия. Мы хранили славную своим происхождением Зою на лоне нашего милосердия и желаем, чтобы всюду приняли и обошлись с ней благородно. Настоящим письмом Мы убеждаем твою светлость, Государь, во имя уважения к Нам и святому Престолу, воспитавшему Зою, принять ее с кротостью и добротою во всех областях твоего государства, где она проедет. Это будет достойно похвалы и даст Нам величайшее удовольствие".

Шествие по Италии. Прощальная аудиенция Софьи у папы Сикста IV состоялась 21 июня 1472 года. Папа принял Зою в садах Ватиканских, в присутствии посла Вольпе. Момент был удобный поднять вопрос о флорентийской унии и будущем союзнике в крестовом походе на турок: недаром же он, папа, затратил все «крестоносные» деньги на Софью. Такая беседа, действительно, состоялась; об этом упоминают миланские послы, хотя и глухо.

Жизнь, однако, диктовала другое. 1472 год скорее был годом взаимного отчуждения и охлаждения, нежели сближения. Как раз в этом году Константинопольский Синод формально отверг все флорентийские постановления; в Москве расточались почести митрополиту Ионе, непримиримому врагу Рима. В довершение бед для Рима в конце этого же года (18 ноября) скончался в Равенне самый деятельный и почитаемый защитник унии, кардинал Виссарион.

Отъезд "королевы русской" был назначен на 24 июня; он состоялся в срок. Никогда еще в Риме не видели такого разноплеменного каравана, какой на этот раз выходил из его ворот. Византийский орел, кратковременный гость на Тибре, теперь направлял свой полет на север. Шли греки в поисках счастья и почестей; туда же стремились итальянцы, чтобы чеканить монету или решать богословские вопросы; за ними и русские, уносившие с собой мечту о восточной империи. Последуем и мы за караваном от одного этапа к другому, по данным новооткрытых на Западе архивных документов, впервые изданных Пирлингом.

Первый город по выступлении из Рима был Витебрародовое поместье Палеологов. Прибыли Палеологи из Рима в Византию при Константине Великом. Один местный захудалый летописец так отозвался о проходе знаменитого каравана через город прадеда Софии: "...через Витебро к своему мужу проехала знаменитая своей красотой и высоким происхождением принцесса; она была взята в жены «русским королем», обещавшим за это отвоевать у турок Морею".

Вторым городом, куда затем прибыла Софья Палеолог, была Сиена. Сиена была предупреждена об этом рекомендательным письмом кардинала Виссариона еще полтора месяца тому назад. Виссарион писал: "Мы встретились в Болонье с посланным государя Великой России, отправлявшимся в Рим для заключения от имени своего господина брачного договора с племянницей императора Византийского. Это дело является предметом наших забот и желаний, Мы всегда преисполнены были расположения и сострадания к византийским государям, пережившим великую катастрофу. Мы сочли своим долгом придти им на помощь ради обшей нашей связи с отечеством и нацией. Если невесте придется проезжать через Сиену, мы заклинаем вас устроить ей блестящую встречу, дабы ее спутники могли засвидетельствовать о любви к ней итальянцев. Это придает ей особое значение в глазах ее супруга, а вам сделает великую честь. Мы же навеки пребудем вам благодарными".

Сиена между тем пребывала глухой к голосу кардинала. Это видно из того, что отцы города никак не позаботились о встрече гостей; этот вопрос возник внезапно, когда почетный кортеж вступил в город; нужны были деньги для экстренной встречи, а городская касса - пуста. Отцы города большинством голосов ассигновали 50 флоринов, а наличных денег нет. Расход пришлось покрывать налогом, который взимался у городских ворот. Принцессе было предоставлено помещение во дворце, что рядом с собором, сложенным из разноцветных камней. Беспечность Сиены представляется странной, если припомнить, что этому именно городу Фома Палеолог продал такую по тому времени драгоценность, как мощи (рука) Ивана Крестителя.

Здесь теряются следы наших путешественников, так как о приеме их во Флоренции не сохранилось никакой памяти. Это тем более загадочно, что во Флоренции того времени эллинизм был в большой моде и греки, изгнанные из Константинополя, селились здесь весьма охотно. Добавить к этому, что во Флоренции царили Медичи, которым Софья Палеолог была обязана некоторым приданым.

И вот 10 июля Софья в Болонье, на большом приеме во дворце. Все болонцы любовались ею. По словам болонских летописцев, она была пленительна и прекрасна. "Когда Зоя показывалась в обществе, она накидывала на плечи парчовую горностаевую мантию, прикрывавшую ее пурпурное платье. Голову ее украшала прическа, блиставшая золотом и жемчугом. Всеобщее внимание привлекал драгоценный камень, оправленный в застежку на левой руке. Благороднейшие молодые люди составляли свиту царственной сироты, спорили из-за чести держать под уздцы ее лошадь. Особой торжественностью было обставлено посещение Зоей церкви Святого Доминика, где покоился прах основателя ордена братьев проповедников. Зоя благоговейно прослушала мессу на могиле патриарха. Эта сцена глубоко тронула очевидцев".

Вольпе был гидом. Через Литву он не решился вести караван, через Венецию также. Его влекла родная Виченца. Там народная молва называла его «казначеем и секретарем русского короля». Он смело направился в город своих предков, изящный и живописный. Караван остановился в упомянутой пригородной вилле Тревизана Вольпе, двоюродного брата Жана Вольпе. 19 июля, за два часа до захода солнца, Зоя въехала в город. Ей было оказано гостеприимство во дворце. Два дня, 20 и 21 июля - в чаду празднеств и пиров. В городе в ее честь манифестация. Венецианцы прислали Зое ценные подарки и взяли на себя расходы по путешествию принцессы через их территорию.

Эти великолепные приемы были последними: более Зое не суждено было увидеть лазурное небо и вдыхать теплый и ароматный воздух родного ей юга... Вскоре перед караваном встали исполинские Альпы с их снежными вершинами. С Альп спускались к Риверсто и Триенту, дальше по пути через Инсбрук и Аугсбург. Летописцы же отметили только проезд каравана через Нюрнберг - 10 августа. Тут привал на 4 дня. Городские власти преподнесли Зое дорогой пояс, женщины - бочонок вина и сласти. В ратуше состоялся большой бал, как предполагалось, с участием принцессы. Однако последняя сказалась больной и не захотела поднимать немецкую пыль своими ножками гречанки.

Два наездника перед ее окнами проделали джигитовку, и Зоя подарила обоим по золотому кольцу. В глазах нюрнбергцев Иван был могущественным царем и "жил по ту сторону Новгорода", куда ехал и папский легат, чтобы преподнести Ивану "королевскую корону" и проповедь христианства. Источником нелепых россказней был, конечно, Вольпе. Они были точным отголоском его переговоров с Римом и дали начало странным толкам, державшимся более столетия.

Наконец - Любек (1 или 8 сентября), столица Ганзейского союза. Тут царевна прослыла за дочь византийского императора... Из Любека тяжелый месячный переезд морем до Ревеля (Колывани), что "выше Пскова". В Ревеле особенно трудно пришлось Андрею Фомичу, брату Софьи. На его обязанности, как это можно положительно утверждать, лежало наблюдение за целостью и сохранностью отцовских сундуков с книгами царской и патриаршей библиотек. Их сперва надо было выгрузить с корабля, а потом погрузить, по примеру отца, на 70 подвод.

В Ревеле тевтонские рыцари оказали принцессе прием от имени города. Сухопутный переход каравана Софьи от Ревеля до Пскова оказался трудным и потребовал месячного срока; только 11 ноября Псков увидел у своих стен знатную путешественницу. На пути к Пскову лежал Юрьев; здесь царевну встретили послы великого князя.

Шествие по Московии. Наконец, наша царевна в Пскове. "И посадники Псковские и бояре, вышедши из насадов и наливши кубци и роги злащенные с медом и с вином, и пришедши к ней, челом ударила... И приемши ея посадник с тою же честию и в насады и ея приятелей и казну..."

Что за казна у бесприданницы, самое путешествие совершавшей на позаимствованные у апостольского престола «крестоносные» деньги? Что за казна, специально для доставки которой в Москву пришлось доставить из Италии свыше полусотни лошадей? Что за казна, о которой даже большинство свиты царевны не имело никакого представления, допуская лишь догадки, что там - неведомые ценности византийских царей да царский гардероб принцессы. Тогда, кроме избранных, никто и догадываться не мог, а мы-то твердо знаем, что там действительно находилась казна, какой мир не видел, - бесценное ядро древних византийских библиотек, царской и патриаршей.

В Пскове Софья (ставшая так называться, как отмечено, по вступлении на русскую землю), вдруг сбросила маску, подчеркнуто-демонстративно, словом и делом заявляя себя стопроцентной православной христианкой. Сопровождающий Софью папский вероучитель епископ Антоний был, как говорится, "выбит из седла", он только разводил руками, шепча про себя: "Прощай, хозяйские горшки..." Вверх тормашками полетели и "отеческие", но себе на уме, наставления папы и двусмысленные ("секретные") внушения Виссариона. По всем церквам псковским пошла Софья "иконы лизать", усердно ставя свечи, с благоговением стала подходить под благословение русского духовенства...

Папский легат Бонумбре являл собою зрелище "рыцаря печального образа" в своем парчовом облачении, в митре, перчатках и с латинским распятием в руках. Он вызывал всеобщее удивление, а когда осмелился не почтить иконы по-православному, то вызвал негодование. Софья, однако, принудила легата подчиниться православному обычаю. С этого момента Рим был забыт и отвергнут: русское православие одержало блистательную победу.

После торжественного богослужения город устроил в честь царевны пир: хмельной русский мед лился рекою!.. Софья была искренне тронута: казалось, будущее ей улыбалось. Покидая Псков, от души благодарила псковичей, обещая им свое заступничество перед великим князем. В Новгороде внешне тот же энтузиазм, такие же празднества, но - из страха перед Иваном: ведь тот уже протягивал руку к такой его святыне, как вечевой колокол. Но Софья торопилась в Москву - на трон! Следы ее пути до последней остались в русских летописях. Вот поезд Софьи уже у стен Москвы.

Гонцы донесли великому князю, что папский легат Бонумбре приказал нести перед собою латинский крыж (крест) - привилегия, предоставленная легату папой. Великий князь экстренно собрал совет: говорили разное. Одни - не обращать внимания, дескать, маловажно; другие опасались скандала, припомнился им митрополит Исидор. Великий князь - к митрополиту (тогда был Филипп). Тот - решительный протест. "Манифестация латинства в сердце России! Да если он войдет в одни ворота, я выйду в другие!.."

Бонумбре предложили убрать крест. Легат уступил, и торжественный въезд Софьи Палеолог в Москву, на трон, совершился мирно и достойно. Это было 12 ноября 1472 года Москва была уже в зимнем уборе. Софья привыкла к внешнему виду русских сел и городов, и своеобразная восточная экзотика Москвы произвела на нее скорее доброе впечатление. Боялась она только пожаров, о которых ей так много говорили.

Деревянные, под снегом, лачуги, однообразные ряды лавок и пожарища, много пожарищ... Кое-где виднелись купеческие особняки с каменными подклетами. Последние - они видела-огню пожива, книги некуда спрятать! Даже царственный полукаменный Кремль был мало утешителен. Тревога царевны за судьбу драгоценных книг все возрастала. Разочарованный виденным, ее брат Андрей лишь подливал масло в огонь своими страхами.

Всюду - толпы зевак, близ соборов - давка, Митрополит ожидал ее в полуразрушенном соборе (Успенском) в полном облачении, благословил и проводил в покои княгини Марии, матери великого князя. От свекрови - к великому князю - четыре года жданному супругу. Первая встреча, первая беседа о том, о сем. Князь произвел впечатление: представительный, высокий, плотный, в чертах лица нечто дикое. Недаром современники прозвали его Грозным, хоть внук и побил все рекорды. Но, возможно, в этот день грозный царь выражал ласку, и одинокая, в чужой среде, Софья могла питать надежду на счастье.

Из покоев Марии и князя перешли в тот же полуразрушенный собор (внутри его была устроена временная деревянная церковь). Митрополит совершил таинство и благословил супругов. Так, изгнанная Магомедом, греческая принцесса-беженка пришла в Москву и воссела на московском троне, рядом со своим суровым князем Иваном III. Она стала "королевой русской", но до самой смерти признавала для себя только один титул - "царевна византийская".

Это был брак сугубо политический, вместе с тем подлинно исторический, он был виновником бесчисленных и разнообразных последствий. Для нас, для нашего времени, самое важное из них - Ренессанс в Москве, им созданный.