Мы имеем еще одну опись царского имущества конца XVI и начала XVII века, содержащую опись платья и всякой казны, и в том числе царской библиотеки, времени царей Федора Ивановича, Бориса Годунова и Василия Шуйского. Судя по тому, что в числе книг она указывает «книжку, в четверть, литовскую, письмо польское, святого Кирилла патриарха о вере, страница русского письма, а другая польского», под которою, весьма вероятно, разумеется «Казанье св. Кирилла патриарха иерусалимского», напечатанное в Вильне в 1596 году, следует, что настоящая опись составлена не ранее этого года. В тексте ее упоминается царевна Аксинья – дочь царя Бориса Годунова, вор Расстрига, царь Василий Шуйский; встречается дата 7113 год и в трех местах 7119 года февраль месяц. Около того времени – февраля 1611 года, нужно думать, настоящая опись и появилась. Составлена она довольно тщательно, так как описывает все царское имущество, находившееся не только «на государевом царском дворе» (Бориса Годунова), но и на «Казенном дворе в нижней полате, где сидят дьяки», «из-под полаты, что под Благовещеньем под навесом у решетки», «в большом погребе… в палате, что против царицыны Золотые палаты», «из палаты, что позади Благовещенья».

Сравнивая ее показания с данными «розысков государевой казны у бывшей царицы Шуйской М.П.», мы сделаем, кажется, совершенно правильное заключение, что опись эта имеет целью привести в полную известность все оставшееся царское имущество, отдельные предметы коего, подаренные различным частным лицам царем и царицей Шуйскими, отбирались даже у первых, а составлена она уже по избрании на московский престол королевича Владислава. Она перечисляет и книги вместе с другими вещами, поэтому нужно думать, что ею указываются все книги и рукописи, которые только были тогда в царской библиотеке, что из этой описи можно составить полный каталог всего заключавшегося в конце XVI и начале XVII века в царской библиотеке. На «старом государевом дворе» эта опись указывает следующие рукописи и книги: 1) евангелие толковое в десть, печать литовская; 2) Апостол письменной, в полдесть; 3) Книга в десть, печать литовская, Василья Кесарийского; 4) Псалтырь письменная, в полдесть, толковая; 5) Книга правила письменная, в полдесть, ветчана; 6) Книга в затылке, в голых досках письменная; 7) Летописец, в полдесть; 8) Книга в полдесть, письменная, выписано из правил святых отцов цветки; 9) Книжка в затылке, в досках, в четверть, выписано из правил святых же отцов; 10) Книжка в четверть литовская, письмо польское, святого Кирилла патриарха о вере, страница русского письма, а другая – польского; 11) Книга в полдесть, ветчана измарагд; 12) Книга триодь цветная, в десть, печать московская; 13) Книга в полдесть, письменная триодь постная; 14) Книга в четверть, печать литовская, часословец; 15) Книга в полдесть, письменная охтаи 4-х гласов, начало 5 гласа; 16) две тетради в десть, из Бытии с знаменьем; 17) четыре тетради в кожах житье и кануны пречистые Знаменья да Антония римлянина да Николы Чудотворца, а 4 выписана из Златоуста о нраве человеческом; все в полдесть; 18) пять тетрадей польских печатных в полдесть, выписано из звездочетья; 19) 2 книги в десть польские, печать литовская; 20) 11 миней месячных, все письменные.

Кроме того, опись указывает еще в «большом погребе» три минеи месячные за сентябрь, октябрь и июль и книгу в полдесть житие Антония Печерского, а «в коробках», находившихся в каком-то не отмеченном описью помещении царского дворца, были еще: в одной две псалтыри и Александрия, а в другой вместе с ризами и патриархалами «и книги» - неизвестно какие, вероятнее всего богослужебные – из царской молельной. Таким образом, книжное собрание у московских царей в самом конце XVI и начале XVII века состояло из 41 русской рукописи, одной книги московской печати, одной немецкой (травник), 10 книг литовской печати и 5 тетрадей польских – всего 58 томов.

Эта опись для нас важна тем, что она положительным образом свидетельствует об отсутствии (за исключением «Травника» немецкого), как и должно было ожидать, в конце XVI столетия иноязычных книг и рукописей в царской библиотеке. Весьма важно для нас также и то обстоятельство, что в этой описи перечисляются, кажется, и те книги, которые были в кабинете царя Ивана IV и о которых мы знаем из сохранившихся до нас отрывков описи домашнего имущества царя Ивана IV. Так, летописец, травник немецкий и триоди постная и цветная, которые в 1582 году находились в постельной казне царя Ивана IV, указываются и в описи библиотеки царя Бориса. Поэтому мы имеем право думать, что эта опись библиотеки Бориса Годунова заключает не только книги, принадлежавшие ему или им приобретенные, но и книги, доставшиеся ему от его предшественников – царей Ивана и Федора. В библиотеке этой не было в то время ни греческих, ни латинских, ни еврейских рукописей, о которых говорит нам хроника Ниенштедта и список профессора Дабелова.

Но не было ли сих иноязычных рукописей в царской библиотеке ранее сего при царе Иване IV? Может быть все эти рукописи царской библиотеки не дошли до нас и не упоминаются в описях царского имущества конца XVI века и начала XVII столетия потому, что они или сгорели в один из московских пожаров (1547 или 1571 года), или погибли от какой-либо другой причины. Итак, были ли иноязычные рукописи в библиотеке царя Ивана Грозного?

Свидетельств о существовании на Руси греческих рукописей и переводов с греческого языка на русский, за весь домонгольский период нашей истории мы имеем не особенно много. Известно, 1) что великий князь Ярослав (умер в 1054 году) заботился о переводах с греческого на русский, «собра писцы многи и пекладаше от грек на словенское письмо»; 2) что для князя Николая Святоши черниговского (умер около 1142 года) сделан был с греческого перевод двух небольших произведений и 3) что князья Всеволод Ярославич (1078-1093 гг.) и Михаил Юрьевич знали иностранные языки.

Татищев к этим фактам присоединяет еще другие, свидетельствующие как о многочисленных греческих рукописях, бывших у нас на Руси в домонгольский период, так и об обучении русских греческому и латинскому языкам. Но после разбора повествований Татищева Голубинским Е.Е., показавшим, как историк XVIII века изменял по-своему исторические свидетельства и доказавшим, что летописи совсем не знают приводимых г. Татищевым фактов, которые суть плод его фантазии, после этого разбора, конечно, должны быть оставлены.

Достоверные свидетельства мало говорят в пользу нахождения на Руси в домонгольский период греческих рукописей в большом количестве. Но если бы мы признали достоверным (что решительно невозможно) рассказ Татищева, подарившего князю ростовскому Константину Всеволодивчу (умер в 1218 году) «одних греческих книг более тысячи», то прежде чем положить греческие рукописи, бывшие у того или другого князя, в основную библиотеки великих московских князей, должны доказать возможность перемещения рукописей из одной местности в другую, иногда значительно отдаленную, возможность того, чтобы откуда-либо с юга или юго-запада рукописи были перенесены на север России, в Москву. Рукописи, принадлежавшие какому-либо киевскому князю, на юге и должны были остаться, и если бы они уцелели до нашего времени, то там и следовало бы их разыскивать. Связывать историю московских рукописных собраний с историей собраний князей киевской Руси – несправедливо.

Выше уже сказано, что первые московские великие князья не отличались любовью к просвещению. Поэтому и трудно предполагать в их книгохранилищах присутствие каких-либо иноязычных рукописей. Рукописи, которыми они владели, вероятно, были исключительно русские и при том они были едва ли в значительном количестве. С течением времени, с расширением их сношений с греками в Москве могли быть и греческие рукописи, чему могли способствовать нередкие приезды в Москву за милостыней греческих иерархов, из коих некоторые оставались на Руси епархиальными архиереями. Относительно, например, митрополита Фотия мы имеем положительное свидетельство, что после него остались греческие рукописи. Ионк Вассиан Патрикеев в своих сочинениях между прочим ссылался на «греческий номоканон московской соборной церкви, что вывезен из Царьграда митрополитом Фотием». Греческие рукописи могли оставаться и после других греческих иерархов, живших в России, например, после митрополита Исидора.

Количество в Москве греческих рукописей значительно должно было увеличиться со времени брака великого князя Ивана III на греческой царевне Софье, когда последовал большой наплыв греков в Россию. В это именно время могло попасть несколько греческих рукописей и в царскую казну. Но число их здесь должно предполагать небольшое. В перечнях приданого Софьи, как теперь известно, не было греческих рукописей. Очевидно, у Софьи не было особого собрания их, а могли быть только единичные рукописи у ней или у сопровождавших ее лиц. Эти греческие рукописи, поступившие в великокняжескую казну после Софьи и от ее родственников, пребывавших в Москве, могли сохраняться в казне и в XVI веке.

Намек на то, что в начале этого столетия они были в ней, дает Максим грек в предисловии к переведенной им Толковой псалтыри, говоря, что греческий оригинал он получил от великого князя. Но не следует увлекаться и предполагать, что греческих рукописей в казне великого князя Василия III и царя Ивана IV было много. Мы видели уже, что при переводе Максимом греком толкования на Деяния апостольские, в Москве не нашлось греческого оригинала продолжения сего толкования, с которого можно было бы докончить перевод и Максиму греку пришлось переводить другое толкование на эти главы, неизвестно кем составленное. Если бы в казне царя Ивана IV было бы значительное количество греческих рукописей, то Курбский, так сильно заботившийся о переводах с греческого на русский язык творений отеческих и с большим трудом достававший печатные их издания, при переписке своей с Грозным не позабыл бы укольнут его и этим – пренебрежением к возможности обогащения русской письменности отеческими творениями.

Но если возможно допустить предположение о нахождении в великокняжеской и царской казнах небольшого количества греческих рукописей, то согласиться на возможность нахождения в ней латинских и еврейских рукописей – положительно нельзя. Ни царевна Софья, ни греки, приезжавшие в Москву до нее и после нее, не могли их доставить в Москву. Откуда они могли появиться здесь? Кем и с какою целью они были доставлены сюда? Вопросы, ответ на которые подыскать немыслимо.

Выше я уже говорил, что константинопольский патриарх не мог прислать при крещении Руси ни латинские-еретические, ни еврейские-нехристианские рукописи. Еврейские рукописи не могла привести и Софья, а латинские, произведения классиков, не отпустил бы к русским варварам Запад XV века. Из приведенных выше перечней царских библиотек с конца XVI века и за первую половину XVII столетия мы видели, что в них ни разу не упоминались какие-либо еврейская или латинская рукопись и что иноязычные книги появляются почти только со второй половины XVII века. Следовательно, предполагать нахождение в царской казне XVI века большого собрания латинских и еврейских рукописей, значит утверждать противное историческим свидетельствам.

Вывод из всего сказанного тот, что и в XVI столетии у московских великих князей и царей была библиотека; она состояла, главным образом, из русских рукописей и таких же книг московской, литовской и другой печати; в ней могло быть несколько греческих рукописей, но в ней не было ни латинских, ни еврейских манускриптов.

Мне остается еще сказать о судьбе царских библиотек. Речь об этом представляет особый интерес еще потому, что в самые последние годы высказано мнение (Эдуардом Тремером, Соболевским А.И. и другими), что царская библиотека скрывается доселе под землей в московском Кремле в одном из тайников.

Итак, куда девались те рукописи, которые прежде находились в царских библиотеках? Некоторые данные для ответа мы находим в тех описях, перечнях царских библиотек, которые сохранились до нашего времени. В цитированной выше «описи домашнего имущества царя Ивана Васильевича» читаем: относительно «стихираля» - отдано княже Юрьеву сыну Токмакову», о «летописце» - «отдан к Троице», об одном евангелии – «отдано в Архангел в предел ко гробу», о другом – «отдано к Ивану Предотече». Из книг царя Михаила Федоровича его преемник в 1649 году одну отдал в Савин Звенигородский монастырь.

Книги царя Федора Алексеевича из его книгохранительницы в 1683 году были приняты в Мастерскую государеву палату, где находились и в 1720 году. Из числа этих, вероятно, книг были взяты из сей палаты к высочайшему двору: в 1730 году – о происхождении рода царского величества от Рюрика с подписанием персон, а в 1732 году – родословная великих князей российских Хурелича 1673 года и летописец письменный, полууставом, в лицах. В описи вещей Мастерской и Оружейной палат 1745 года значатся и рукописи, принадлежавшие царю Федору Алексеевичу. Некоторые из них в 1775 году взнесены, по высочайшему повелению, в комнаты ее величества, а иные из них и доселе хранятся в бывшем Архиве Оружейной палаты. Книги царевича Алексея Алексеевича, находившиеся в его хоромах, после его смерти отданы в Оружейный приказ. В 1682 году нотные книги были переданы в палату, «где стаивала Шатерная казна».

При Петре Великом в библиотеку Академии Наук поступило 265 книг преимущественно богословского содержания, принадлежавших царевичу Алексею Петровичу. По смерти Петра сюда же поступила его собственная коллкеция, состоявшая из географических карт, рисунков, чертежей и книг, касающихся истории, гражданской, военной и морской архитектуры; сюда же поступило до 600 печатных книг и рукописей, принадлежавших царевне Наталии Алексеевне. Некоторые из книг, поступивших во дворцовые учреждения, были передаваемы и в другие места и разным лицам – на время или навсегда. Этим объясняется тот факт, что рукописи, прежде принадлежавшие кому-либо из лиц царского семейства, теперь находим в разных местах. Подобных рукописей имеется несколько в Московском Архиве Министерства Иностранных Дел, в Государственном Древлехранилище, один из отделов коего заключает именно книги, бывшие в употреблении в среде царского семейства. Часть подобных же рукописей находится в Архиве Оружейной палаты, в палатах бояр Романовых, в Московском Публичном и Румянцевском музеях. Некоторые из них должны быть в Императорской Публичной библиотеке, особенно среди книг и рукописей, поступивших из Императорского Эрмитажа. Это относится к царским библиотекам XVII-XVIII веков.

Что же касается библиотек царя Ивана IV и Бориса Годунова, то нужно предполагать, что они погибли в Смутное время, когда поляки хозяйничали в московском Кремле, раскрали царскую казну и царский архив. Если мы припомним, в каком положении были царский дворец и все дворцовые постройки ко времени избрания на царство Михаила Федоровича Романова, то нисколько не удивимся исчезновению рукописей царских библиотек. Если царские палаты и хоромы были без кровли, полов и лавок, без окошек и дверей, то как могли уцелеть в сих палатах рукописи?

Выше мы видели, что в казне великого князя находились Вассианова кормчая и Метафрастово житие пресвятой Богородицы, обе рукописи писанные Исааком Собакою. По многим причинам было бы, конечно, важно, если бы обе эти рукописи сохранились до нашего времени. Но пока мы не можем указать ни той, ни другой.Списков Вассиановой кормчей до нашего времени дошло пять, но ни об одном мы не можем сказать, что он принадлежал к составу великокняжеской казны, что он написан Исааком Собакою.

До нашего времени дошла одна руокпись, которая, если верить имеющейся на ней надписи, принадлежала к составу библиотеки царя Ивана Грозного. В одном известном собрании частного лица в Москве имеется рукопись, в лист, содержащая три Толковых псалтыри, написанная в 1536 году, ибо на листе 200-м читаем: «перечень летом от начала мира до сего настоящего лета 7044-го». Рукопись эта в начале XVIII века хранилась в одной из Синодальных библиотек (Кремлевской или Типографской), так как в начале рукописи, на 2-втором белом листе, имеется надпись, сделанная Афанасием Скиадою, встречающаяся и на многих других Синодальных рукописях: “videtur scriptus seculo 16”. В этой рукописи на первом белом листе находятся следующие слова, написанные отчетливым почерком: «ista psalterium magnae Regi”. Надпись эта, содержащая две ошибки в склонениях (ista, magnae), вселяет сомнение в справедливости показания своего; но рукопись написана красивым почерком, весьма аккуратно и вполне достойна быть причисленной к числу царских рукописей. Из царской казны рукопись эта в неизвестное нам время могла поступить или в какой-нибудь монастырь, откуда взята была в Синодальную библиотеку, или же поступила прямо в Типографскую библиотеку из царской казны.

Некоторые имеют наклонность думать, что та царская библиотека XVI века, о которой говорится в сказании о Максиме греке, у Ниенштедта и в списке Дабелова, сохранилась до нашего времени, но находится не поверх земли, а под нею, в московском Кремле, за тройными замками, в особых подвалах, в которых она была, по словам пастора Веттермана, и при царе Иване IV. Но допустить это предположение, как оно ни желательно, невозможно.

Это предположение зиждется на другом, что предки наши так мало ценили рукописи, что даже не нашли нужным оставить потомкам хотя краткий список книг, входивших в состав этого богатого собрания. Но этого-то пренебрежения к рукописям и невозможно допустить. Напротив, мы имеем множество свидетельств противного. В каждую опись имущества, производившуюся в XVI или XVII столетии, включались наравне с другим имуществом и рукописи с книгами, как русские, так и иностранные. Если бы где-либо, в каком-нибудь подвале или хоромах царских, хранилась эта богатая библиотека, то до нашего времени дошел бы какой-либо перечень ее в сохранившихся бумагах XVI-XVII столетий. Дворцовые или царские библиотеки не представляют в этом отношении исключения и, как мы видели выше, краткие каталоги их мы имеем как от XVI, так и от XVII-XVIII веков. Предполагать, что после осмотра библиотеки царя Ивана Грозного Веттерманом, она была опять заключена в подвалы, которые де были замурованы и о нахождении в которых сей библиотеки совсем позабыли, невозможно…

В этом случае я вполне согласен с Забелиным И.Е., который говорит, что «такое количество книг не могло быть потеряно из памяти не только дьяков и казначеев, но и простых дворцовых служителей, близких к царскому казнохранилищу, а потому оно не могло быть по небрежности или по забвению закладено и замуровано в каком-либо казенном подвале. Этого ни под каким видом не могло случиться в XVI-XVII столетиях когда всякий и малейший уголок дворцовых помещений был на ответственном и очень строгом надзоре у разных управителей дворцового хозяйства. О таких помещениях стали забывать только со времени Петра, когда Московский дворец совсем был покинут на разрушение…»

По отношению к книгам нельзя допустить кого-либо забвения и в XVIII веке со стороны дворцового управления. Что управители и в XVIII столетии обращают внимание на книги, об этом говорят положительно сохранившиеся описи их, составленные в это время. Книги, например, указываются в описи платью и другим вещам, принятым в государеву Мастерскую палату с государева двора в селе Преображенском в 1705 году; в описи казны Мастерской палаты 1720 года; в описях церковной утвари дворцовых церквей, составленных в 1680-1724 годах. В 1723 году некоторые книги из Мастерской палаты были вытребываемы в Сенат, откуда в том же году были возвращены. Об этом же внимании к книгам свидетельствует тот факт, что в 1764 году был составлен каталог книгам графа Головкина и Андрея Остермана, хранившимся в Покровском дворце.

Предположение о том, что библиотека царя Ивана IV скрывается под землей невозможно допустить и по чисто рассудочным соображениям. После предполагаемого осмотра ее Веттерманом о ней совершенно забыли и мы нигде не находим никаких упоминаний о ней. Почему такое забвение постигло ее? Если виной Смутное время, то почему же после Смутного времени не вспомнили об этом сокровище? Многие деятели, действовавшие до Смуты и во время ее, служили и после и могли бы указать рукописи, которые в прежнее время ценились высоко. Почему о сих рукописях после смерти Ивана Грозного не вспомнил Борис Годунов, о склонности которого к просвещению мы имеем известия? Почему о царской библиотеке ничего не знает патриарх Филарет Никитич, который и при Грозном занимал одно из видных мест?

Для чего было потом при патриархе Никоне посылать Суханова на Восток нарочно за рукописями и тратить весьма большие деньги, когда можно было сделать это гораздо проще, сходив в подвалы царские? А Суханов, как известно, отправлен был в Константинополь и на Афон за греческими рукописями с согласия царя и необходимые для этого средства даны ему из царской казны – Сибирского приказа. Почему же при этом случае не вспомнили о запертых в царских подвалах рукописях и при существовании их решились на расход такой весьма большой суммы денег? И в это время, и после привоза им греческих рукописей в них была нужда, так как на Печатном дворе книги исправлялись сообразно с греческими. Почему же ни разу при этом не вспомнили о царских рукописях, лежавших без всякого употребления в подвалах?

Из всего изложенного я позволю себе сделать следующие выводы о библиотеке Ивана Грозного:

1) Мы не имеем ни одного современного русского свидетельства о существовании в XVI веке царской библиотеки, состоявшей из громадного количества иноязычных рукописей (греческих, латинских и еврейских).

2) Свидетельство хроники Ниенштедта по многим причинам весьма сомнительно и не может быть принято.

3) Список профессора Дабелова - поддельный.

4) У царя Ивана Грозного была библиотека, состоявшая из русских, литовских, польских и одной немецкой книги, в коей могло быть и несколько греческих рукописей, но 600 греческих, латинских и еврейских рукописей в ней не было.

5) В московском Кремле под землей никакой библиотеки царской нет.