После пожара 1473 года, первого грозного московского предостережения великой княгине Софье Палеолог, юные брат и сестра Палеологи вкупе с многоопытным в пожарном деле Иваном III думали-гадали: как быть, что делать, чтоб спасти от огня и лихих людей благополучно прибывшую в Москву бесценную царскую библиотеку, это негласное приданое царевны-гречанки. Андрей и Софья, несомненно, настоятельно доказывали Ивану III, что единственный способ спасти сокровище - это поместить его в специальный подземный каменный сейф, а Кремль превратить в неприступный, с подъемными мостами средневековый (типа Миланского) замок.

ПЕРЕЙТИ В ПОЛНЫЙ КАТАЛОГ СТАРИННЫХ И АНТИКВАРНЫХ КНИГ

Но где взять зодчего, способного на это большое дело? Было вынесено решение - послать в Венецию дворянина Семена Толбузина звать на это дело европейскую тогдашнюю знаменитость, слава о которой докатилась до Москвы, "мастера муроля и пушечника нарочита" зодчего Аристотеля Фиораванти, которого Софья по Риму знала лично.

И вот 24 июля 1474 года московские послы великого князя Толбузин и Джислярди выехали в далекую Венецию в поиски за "мастером муролем", Толбузин и Джислярди открыли собой вереницу русских послов в Европе. В Венеции Толбузин принялся набирать мастеров и художников всякого рода. Он привез с собой в дар сенату собольи шкурки, а сенат от 27 декабря того же года одарил его золотою парчою в двести дукатов. Сам Толбузин получил парчовое платье, секретарь его - платье из камки, а слуги - из багряного сукна. Поиски Толбузиным в Венеции "мастера муроля, кой ставит церквы и палаты", увенчались успехом. Случайно Толбузину встретился на улице подросток Пьетро Солари, ученик Аристотеля, который и проводил посла в дом последнего. У Толбузина было мало надежды на благоприятный исход его миссии. "Многи у них мастера, - сокрушенно писал он своему патрону в Москву, - но не един избрася на Русь". В конце концов, "тот же Аристотель восхоте и рядися с ним по десяти рублев на месяц давати ему". Посольство Толбузина навсегда останется памятно истории, ибо оно подарило русских одним итальянцем, имя которого покрыто бессмертием.

Рудольфо Фиораванти Дельи Альберти, более известный под именем Аристотеля, был одним из знаменитейших художников своей родины эпохи Возрождения. Такой авторитетный судья, как Евгений Мюнц, не колеблясь, называет его самым выдающимся инженером и одним из знаменитейших зодчих Италии ХV века. Своеобразно выглядит на фоне этого блестящего отзыва личное мнение профессора Усова А.С., считавшего Фиораванти за "второстепенного техника по каменной кладке". Аристотель впервые приобрел себе известность в Риме, где он перенес в Ватикан огромные монолитные колонны храма Миневры.

Кардинал Виссарион, бывший тогда в Болонье легатом курии, наградил отважного и хитроумного инженера-архитектора суммою в 50 флоринов. Одаренный изумительной энергией ("Всегда бодр!" - девиз его жизни), Фиораванти Аристотель скоро заставил говорить о себе и Неаполь, и Милан, и Венгрию.

Наконец, он опять отличился в Риме, где папа Павел II хотел восстановить тот самый гранитный обелиск, который впоследствии был поднят по властному слову Сикста IV. Слава Аристотеля настолько упрочилась, что правитель Болоньи как-то отозвался о нем: "Никто не может сказать, что не знает Фиораванти в архитектуре". Одновременно этого гениального строителя, Сольпеса средних веков, зазывали к себе и турецкий султан, и великий князь московский. Аристотель предпочел Кремль сералю. Почему?

Потому, думается, независимо от обиды по делу фальшивомонетчиков - что его самого манила благородная перспектива; ознакомившись ближе с интересовавшими его латинскими книгами заветной библиотеки, надежно укрыть ее потом для грядущих поколений в специальном подземном тайнике, недоступном на века ни для огненной стихии, ни для злой воли человека.

Несколько сухих биографических данных об Аристотеле Фиораванти заимствуем из статьи К. Хребтовича-Бутенева в сборнике "Старая Москва", взятых им, в свою очередь, из редчайшей брошюры 1870 года анонимного автора. Родиной Аристотеля была Болонья, где строителями работали его отец и дед. Отец (1390-1447 гг.) - Фиораванти, мать Беттина Алье. Аристотель (имя, данное при рождении, а не прозвище, как иные думают) родился около 1415 года, умер приблизительно в 1485 году.

Первою женою Аристотеля была Бартоломея Гарфаньини. От нее он имел сына Андрея и дочь Лауру (родилась в 1465 г.). Вторично женился на Лукреции Поэти в Болонье, а в третий раз на Юлии, от которой имел дочь Елену (родилась в 1472 г.). В 1436 году Аристотелю шел 21-й год. Крепостные стены родного ему города Болоньи строил Аристотель, выпрямлял и передвигал башни и колокольни в Болонье, Мантуе и Ченто; со дна моря в Неаполе поднял огромную тяжесть. Особенно прославился он в 1455 году передвижкой в Болонье на 65 футов в сторону башни Dеllа Magione, высотою в 65 футов, в полной сохранности. Башня эта после того нерушимо простояла 385 лет, и лишь в 1825 году ее разобрали без всякой к тому надобности. Пять лет (1459-1464 гг.) Аристотель работал на стройке стен Миланского замка; стена Московского Кремля почти точная копия миланской. В 1474 году Аристотель постоянно жил в Венеции, где и принял посольство Толбузина и договорился насчет Москвы.

Аристотель долго не раздумывал: ехать так ехать! Подальше только от родины, которая его обидела, обвинив несправедливо в причастии к делу фальшивомонетчиков. Он не отвечал обидчикам. "Лучше, - говорил он, - сомкнуть уста, чтобы избегнуть безвинного позора". Москва далеко - тем лучше! Там его ждет работа спелеолога в подземном Кремле по устройству невиданного в мире книжного сейфа! Да и заповедные книги интересовали его… Захватив с собой все необходимое, а также двух помощников: сына Андрея, 30 лет, и юного подмастерья Петра Антонио Солари (впоследствии ставшего его преемником по стройкам в Кремле), Аристотель, с группой набранных Толбузиным рабочих и техников, пустился в далекий и неверный путь, как оказалось потом - за могилой и крестом.

На протяжении двух лет две исторические западноевропейские экспедиции в Россию, в Москву, но какая между ними разница! Триумфальный поход Софьи Палеолог из Рима в Москву летом и осенью 1472 года с многолюдным караваном и с огромным книжным обозом в 70 подвод внешне носил характер какого-то переселения. Поход Аристотеля Фиораванти, выступившего из Венеции в далекий путь в разгар зимы (январь 1475 года), наоборот, носил мирный характер скорее какой-то отборной научно-исследовательской экспедиции, самособранной, подтянутой и подвижной.

Аристотель двинулся в путь не вдруг и не случайно, отнюдь не подкупленный 10 рублями «в месяц давати ему». Он заранее все обдумал и глубоко осознавал всю историческую значимость своей миссии. Он великолепно был заранее осведомлен кардиналом Виссарионом обо всех перипетиях и тайных пружинах брачного дела Софии с Иваном, а кардиналом Исидором, надо думать, о том, что такое Москва вообще и ее Кремль в частности: его топография, размеры, почва, местоположение, Аристотель, таким образом, имел полную возможность заранее, еще будучи в Венеции, после договора с Толбузиным, составить глубоко и всесторонне продуманный план своих предстоящих наземных и подземных работ в таинственном Московском Кремле.

Он понимал, что главная цель его вызова в Москву - не постройка какой-то церкви, которую с успехом могли, в конце концов, построить и псковичи, а в том, чтобы надежно, на века, спрятать бесценное византийское культурное сокровище. С другой стороны, построить царский каменный дворец, безопасный от огня, а также стопроцентный европейский замок, надежное убежище от наскоков татар и всяческих врагов - лестная задача!

«Научная экспедиция» Аристотеля вступила в Москву, согласно летописям, 26 марта 1475 года. В литературе вопроса существует попытка сомневаться в этом и утверждать, что Аристотель прибыл в Москву 26 апреля, что ошибочно; в конце апреля по поручению великого князя и по собственным соображениям Аристотель уже выбыл в большую полугодичную, в собственном смысле научно-исследовательскую экспедицию для изучения древнерусских памятников церковного и гражданского зодчества, быта, нравов, словом, всей тогдашней жизни Московии от Москвы до Мурманского побережья.

Имея на плечах солидный груз в 60 лет, Аристотель тем не менее ни на минуту не задумался тронуться верхом в далекий и неведомый ему путь до самых пустынных Соловков на Белом море, путь в две с половиною тысячи верст. Целью отважного рейда, помимо научных устремлений, служил также белый кречет, обещанный им страстному любителю и ценителю их миланскому герцогу Галеаццо Мария Сфорца, И - удивительное дело - Аристотель раздобыл-таки трудноуловимую птицу, белого, вернее, серого кречета, и тотчас препроводил его со своим сыном Андреем в Милан, к названному герцогу. Последний успел только раз полюбоваться на эффектный полет долгожданной птицы, как был заколот кинжалом убийцы.

Тем временем шли подготовительные земляные работы в Кремле для сооружения книжного сейфа. Работы вел любимый ученик Аристотеля («подмастерье, Петрушею зовут»), молодой Петр Антонио Солари, будущий преемник "гения Ренессанса". Весь первый год пребывания на гастролях Аристотель метался по Московии по личным и научным делам; в Москве он пробыл всего два месяца с небольшим. Он вообще не торопился с Успенским собором, На первом плане у него стоял подземный книжный сейф для византийской книжной «поклажи».

Наконец, в конце 1475 года Аристотель вплотную приступил к будням своей исторической миссии в Москве, к сооружению дивного средневекового замка в глуши Московского Залесья. Прежде всего, он сверил свой венецианский план замка, набросанный им наобум, по рассказам митрополита Исидора, некогда бежавшего из Москвы от гонений за принятие флорентийской унии, с подлинной топографией Кремля, бывшего теперь перед ним воочию, и внес необходимые поправки. Пока шли своим порядком неотложные работы по сооружению подземного Кремля, Аристотель приступил к постройке по-новому Успенского собора.

Прежде всего, руины собора предстояло начисто снести. Давно тому назад, в дни Ивана Калиты, на месте нынешнего ветерана Ренессанса стояла жалкая деревянная церквушка, уступившая с течением времени место каменному храму. Стройка последнего началась в год приезда в Москву Софьи Палеолог и длилась три года. Когда уже казалось - вот-вот конец, собор неожиданно рухнул, устояла одна стена. Причина - "земля стукну" - землетрясение. Снести руины - встала перед Аристотелем первая и неотложная задача. Работы по сносу руин тянулись 14 месяцев. Наконец, 12 мая 1476 года приступлено было к закладке нового храма.

В том же 1476 году Аристотель отправил письмо герцогу Миланскому, в котором афишировал постройку собора, но ни слова о подземном Кремле: эти работы были строжайше засекречены. Постройка собора была Аристотелю и его хозяевам как нельзя более на руку: она отвлекала внимание окружающих от грандиозных засекреченных работ по подземному Кремлю, с его звездой первой величины - книжным сейфом.

Аристотель взглянул на руины собора и "храма похвали гладкость". Присмотревшись ближе - "известь не клеевита, да и камень не тверд", - авторитетно сказал. Торчала еще старая стена: велел и ее, и все долой. Летописец подметил это: и не подумал зодчий "приделывати северной стены и полати, но изнова зача делати".

Но прежде, чем "зача делати", "мастер муроль" предусмотрительно построил кирпичный завод и наладил выжигание извести. Глину для завода он нашел близ Андроньева монастыря, а известь стал выжигать в неолитических пещерных городах на реке Пахре, в селах Киселихе и Камкине. Экономя время и пространство, тотчас за Андроньевым монастырем и "кирпичную печь доспе в Калитникове, в чем ожигати и как делати, нашего рускаго кирпича уже да продолговатые и тверже: егде его ломать, тогда в воду размачивают".

Известь Аристотель Фиораванти изготовлял, с точки зрения москвичей, также по-новому: "Известь же густо мотыками повеле мешати и яко наутрие же засохнет, то ножем не мочи расколупити. Известь же как тесто густое растворяше, а мазаша лопатками железными; вместо бута велел камень ровны внутри стен класти повеле». Вместо обычных дубовых мочек велел «все железо сковав положити".

Для сноса руин придумал нечто такое, чем снова удивил москвичей и летописцев; им было чудно видеть "барана". "Баран" - таран. "Три древа поставя и конци их верхние совокупив в едино и брус дубов обвесив на ужищи посреди и поперек и конец его обручем железным скова и раскачиваючи разби". Баран на Западе был в большом ходу. Там он обыкновенно примешивался между целым рядом бревен, но Аристотель укрепил его между тремя только бревнами, связанными вместе у верхних концов, которые, таким образом, составили треножник, а привешенный баран без перестановки был направляем на все стороны. К вершине треножника на цепи, или ужище, привешено было бревно, или баран. Конец барана окован был железным обручем, и, сверх того, самая конечность его была также окована еще особой железною шапкою. Раскачивая привешенное бревно взад и вперед, ударяли им в стены и легко разбивали и разрушали их.

И еще нечто придумал "инженер по устройству крепостей". Там, где использование барана было неудобно, он стены подпер брусьями, которые потом поджег и, таким образом, быстро повалил: "Еже три годы делали, во едину неделю и менши развали". После этого Аристотель приступил к прорытию новых, более глубоких фундаментов: "Рвы же изнова повеле копати и колие дубовые бити".

Рвы для фундаментов глубиною были в четыре и более метров, если верить "Ростовскому летописцу", в дно этих канав он (Аристотель) вбивал дубовые сваи. Длина их неизвестна. Может быть, такая же, как длина свай под башней Кутафьей. Одну такую сваю при работах Метростроя мне удалось выхватить из глубины около 14 метров и поместить в кремлевский музей. Толстая, до 20 сантиметров, она была с одного конца заострена, дубовая кора ее выглядела лохматой, высотою свая была около двух метров.

План Успенского собора в Москве свой собственный, отличный от такого же во Владимире-на-Клязьме. Снегирев И.М. в 1856 году их ошибочно отождествлял. Против этого говорит как то, что Аристотель во Владимир попал уже после того, как рвы фундаментов были выкопаны, а главное, в московском соборе четыре круглых и два четырехугольных столба, чего во Владимире не наблюдается,

Вместе с итальянцами в Москву была занесена идея палаццо - палат. Палаты - это каменные здания; хоромы - деревянные, с теремами, вышками, гриднями и сенями. Под храмами, башнями и палатами неизменно закладывались подземелья, погреба и спои, или склепы. Назначение последних было разнообразное; некрополь, арсенал, ход к воде, казначейство. Так поступал уже Аристотель Фиораванти при постройке кремлевских каменных соборов: Успенского в 1479 году и Благовещенского, четыре года спустя.

Устройство тайников Успенского собора было начато с подземных. Прежде всего, из-под собора был выведен тайник по направлению к будущей Тайницкой башне, согласно плану. Постройку этой башни десять лет спустя Аристотель начал самолично. Вообще, соборы, стены, башни, подземные ходы и пустоты всякого рода сооружались и возводились неизменно по плану Кремля Аристотеля; этим же планом строго руководился и Алевиз, достраивавший стены Кремля в самом конце ХV века. Аристотель был отцом Кремля, а не участником в постройке какой-то его части. Поэтому будет неточно сказать; как это делает Платонов С.Ф., когда говорит: "Пьетро Солари и другие, с участием того же Аристотеля, строили кремлевские стены и башни". Бартенев С.П. лишает Аристотеля даже какого бы то ни было "участия" в постройке Кремля, категорически утверждая, что постройка стен и башен Кремля началась только после 1485 года (когда, предполагается, Аристотеля уже не было в живых), а закончилась в 1495 году.

Выходит, что Аристотель Фиораванти в деле постройки в Московском Кремле был ни к чему, лишним или случайным человеком, вроде, выражаясь по-современному, летуна и прогульщика, который, кроме Успенского собора, ничего не удосужился сделать в течение, по меньшей мере, 10 лет. Аристотель, как отмечено, был одним из строителей Миланского замка, кроме того, реставратором его подземелий. Он был коротко знаком с последними, не хуже строителей. Создавая подземный Кремль в Москве, Аристотель, естественно, ориентировался на Милан.

Сколько времени ушло на оборудование подземного замка в Милане, мы не знаем; но что долгие годы у Аристотеля ушли на Московский подземный Кремль, в этом убеждает личный опыт автора этих строк. Для того чтобы расчистить сравнительно небольшой сегмент засыпанного и забаррикадированного двести лет тому назад тайника, потребовалось, при самых благоприятных условиях, свыше года. Следовательно, годы и годы должны были уйти на то, чтобы в подземной целине Кремля создать подобные же пустоты, да еще выведя их за пределы наземного Кремля, под Китай-город и под Москву-реку. Вдобавок, без собственных тайников не обходилось ни одно крупное наземное сооружение в Кремле. Взять хотя бы тот же Успенский собор - не только исторический подземный ход находился под ним, но и целый ряд тайников и сокровищниц в его стенах и даже куполах. Вот - «нижняя алтарная казна». Ее видел производивший здесь реставрацию в 1895 году архитектор К. Быковский. В своем докладе на заседании Московского археологического общества 12 декабря 1895 года он упомянул и о двух круглых отверстиях на высоте от пола свыше метра, открывающихся внутрь алтаря, которые были заделаны деревянными пробками. Это, очевидно, и есть та, внизу потайная казна, «хранилище драгоценностей на случай опасностей», которая была ограблена французами в 1812 году. А грабить, видимо, было что: 325 пудов хранившегося там серебра и 18 пудов золота.

А вот и казна у шеи средней главы собора. О ней упоминает летопись. Но можно ли в данном случае понимать под «казной» тайник как помещение? Мартынов говорит "да", Артлебен Н.А. - наоборот - "казны помещения там быть не могло". Спор мог быть решен только личным его осмотром. Это сделали архитекторы Машков И.П. и К. Быковский. Первый видел там в 1911 году «тайник пустой, по которому ходил»; второй также видел там «пустое пространство». "Вероятно, - догадывается он, - мы видим здесь казну, которую, по сказаниям летописи, устроил Аристотель Фиораванти при самой постройке собора. Этот круглый коридор с внутренней стороны купольной стены, перекрытый каменными плитами, мог иметь доступ через купольное окно и люк в плитяном покрытии коридора".

Но аристотелевские секреты собора этим, оказывается, не исчерпываются. "В замке сводов заложены четыре угольные каменные плиты с четырехугольными посредине углублениями на 1,5 вершка, мерою в 2 вершка. В кладке сводов, на расстоянии от замка сводов 4 аршина 3 вершка, заделаны выступающие поверх сводов железные ушки с отверстиями". Архитектурная загадка, вопиющая о разгадке, но архитекторы остались к ней холодны, как мрамор. Как было не вскрыть, используя «железные ушки»? Пустить бы туда спелеологов, картина получилась бы иная!

С именем Аристотеля Фиораванти связан и Благовещенский собор в Кремле. По Забелину, он заложен в 1484 году еще при жизни Аристотеля "и, быть может, под его наблюдением... Разрушив дедовскую постройку, Аристотель заложил новую, на каменном подклете". На хорах собора найдены два тайника, закрытые каменными плитами, ведущие в помещение арок. Арки оказались пустыми. По-видимому, это те самые хранилища, про которые барон Мейерберг писал еще в ХVII веке, что в верхнем своде церкви Благовещения хранятся сокровища. Четыре подземных тайника, по сведениям Снегирева И.М., связывают Благовещенский собор с Грановитой палатой. Против ризницы Благовещенского собора - люк в мостовой, заложенный камнем и чугунной плитой. Люк вел на белокаменную лестницу. Лестница была расчищена на 15 ступеней и вновь заложена. Лестница приводила в подземелье. Слышно было, как по своду подземелья ездят и ходят. Тут все темно или неясно. По соседству - два кирпичных сводчатых, герметически закупоренных тайника. Как в них проникнуть - печатные источники ответа не дают.

Но еще более ущемляет спелеолога тот факт, что среди подземелий между Благовещенским и Архангельским соборами существует и такое, в котором обнаружена небольшая, ниже человеческого роста, железная дверь с огромным на ней висячим замком. Но рухнул свод, и дверь оказалась засыпанной. Почему рухнул свод? Видимо, от тяжести чугунной решетки между Благовещенским и Архангельским соборами, поставленной в 1835 году. В древности тут решетки не было. Решетка снята в 1915 году, а железная дверь так и осталась манящей, дразнящей и загадочной, но не исследованной до наших дней. А ведь так просто и легко было вскрыть эти "кремлевские тайны", пользуясь простым спелеологическим методом исследования.

Еще перл: "При заложении фундамента для кремлевского дворца была найдена древняя церковь с коридорами из нее, тайниками". Об этом сообщал в 1894 году протоиерей А. Лебедев, за 45 лет службы в Кремле наблюдавший девять провалов, из которых только два остались незасыпанными. Моментальная, во всяком случае, спешная засыпка всех провалов, без какого бы то ни было предварительного обследования их, - застарелое и тяжкое зло не только советской археологии и спелеологии.

Жизнь Аристотеля Фиораванти в Москве для истории сокрыта. По всем признакам Болонья следила за ходом работ Аристотеля в Москве и к моменту окончания им постройки собора в 1479 году просила великого князя Ивана III (первый отклик в итальянских источниках) отпустить Фиораванти на родину в Болонью, где его ждали давно им начатые, но не оконченные работы. Совершенно не освещена в документах роль в этом деле Софьи Палеолог, которая достигла своего: несгораемый книжный сейф в глубоком подземелье был в ее полном обладании! Просьба Болоньи исполнена не была, может быть, потому, что еще не был закончен постройкой Кремль. Но в 1480 году из Милана вторично прибыл в Москву ближайший помощник Аристотеля Петр Антонио Солари, способный быть его заместителем. Тем не менее, Аристотель был задержан еще на пять лет.

Мнение западных писателей о смерти Аристотеля в Москве в 1480 году опровергается свидетельством русской летописи о личном участии Аристотеля, уже в возрасте 70 лет, в военном походе Ивана III на Тверь в 1485 году. Хребтович-Бутенев принимает годом его смерти 1490 год. Невольно возникает вопрос: почему Иван III не отпустил Аристотеля ни по личной просьбе последнего, ни по просьбе его родины? Писали разное.

"Москва, - писал, например, А. Пыпин, - ненавидела всех, кто не был москвичом. Чужестранцы в Москве часто были казнимы смертию. Так был казнен врач Леон, который не вылечил сына великого князя, Ивана Молодого. Врача Антона, который также не смог вылечить одного царевича, зарезали, как овцу. Напуганный такими казнями, архитектор Аристотель стал проситься домой, но великий князь велел его за это схватить, ограбить и бросить в тюрьму".

За что? За простую просьбу об отпуске на родину! Иван III, однако, не всегда был крут на отпуска. Известно, например, что брат Софьи Андрей Палеолог трижды приезжал и уезжал из Москвы; сын Аристотеля Андрей - дважды; сам Солари приезжал дважды, но в третий раз выехать из Москвы с целью - навсегда - ему уже, увы, не удалось, как и Алевизу. Все три зодчих как иностранцы не смогли покинуть Москву и должны были в ней сложить свои кости. Случайность? Нисколько! Это сознательный акт московского двора, поддержанный, видимо, и Софьей Палеолог.

Этот своеобразный триумвират Московского Кремля был носителем самых заповедных его тайн, среди которых «тайною тайн» является книжный подземный сейф. Отпустить в Европу хотя одного из этой славной тройки было едва ли не равносильно заветные тайны Москвы сделать предметом злостных кривотолков. В этом, думается, и только в этом raison d’etre насильственной гибели творцов московской твердыни в ее недрах. На костях своих зиждителей основан Кремль!