|
||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||
Начало книгопечатания в России не определено точной датой. Прежде официальным московским первопечатником считался Иван Федоров, так как было точно известно, что он напечатал первую московскую датированную книгу – Апостол 1564 года. Но в литературе уже свыше 70 лет говорят о том, что 1564 год не может считаться датой начала книгопечатания в Москве, так как существует группа так называемых анонимных изданий, которые, судя по разным признакам, были напечатаны в Москве, а часть их, несомненно, раньше 1564 года. Высказано было предположение, что и эти анонимные издания принадлежат тому же Ивану Федорову, и, следовательно, у него не отнимается роль московского книгопечатника, а только Апостол 1564 года перестает быть первой московской книгой. Известно, что никаких архивных документов, освещающих этот вопрос, не сохранилось, а литературные известия, как "Сказание о воображении книг печатного дела" XVII века и свидетельства современников, дают такой неполный и смутный материал, что, основываясь только на них, никогда нельзя было бы доказать, что книгопечатание началось в Москве раньше 1564 года. Однако теперь этот вопрос разрешен с несомненностью в положительном смысле, благодаря работе, произведенной Викторовым А.Е., архимандритом Леонидом и Гераклитовым А. над самими книгами; при детальном, всестороннем изучении их, эти издания сами послужили историческими источниками. При том недостатке документов, о котором сказано, это и есть единственно верный путь для получения точных выводов. Викторов и архимандрит Леонид проанализировали некоторые из этих изданий с точки зрения филологии, а также содержания тех частей, которые могут быть различны даже и в литургических книгах, и неоспоримо установили московское происхождение трех Евангелий, одной Псалтири и одной Триоди постной. Также ими был изучен орнамент и шрифт. Гераклитов имел в своем распоряжении только три издания: одно Евангелие, одну Псалтирь и одну Триодь постную. Он изучил шрифты, подчеркнул их особенности, а главное внимание обратил на изучение бумаги и попытался датировать эти издания при помощи водяных знаков. Идя путем сравнительного изучения шрифтов, удалось увеличить группу анонимных изданий еще на одну единицу ввиду полного совпадения шрифта 3-го из Евангелий со шрифтом еще одной Псалтири. Группа получается следующая: 1) Евангелие, 396 ненумерованных листов, высота 10 строк = 108 мм; 2) Псалтирь, 280 ненумерованных листов, тот же шрифт; 3) Триодь постная, кол-во листов: (1-319), (330-396), 2 пустых, (1-19), 1 пустой, высота 10 строк = 83 мм; 4) Евангелие, 326 ненумерованных листов, высота 10 строк = 107 мм; 5) Евангелие, 10 ненумерованных листов, (1-168), 221 ненумерованный лист, высота 10 строк = 125 мм; 6) Псалтирь, кол-во листов: (1-124), (1-141), тот же шрифт. Из этого перечня видно, что шесть анонимных изданий напечатаны четырьмя шрифтами; перенумеровав и описав их, можно в последующем изложении обозначать издания по номеру шрифта и, таким образом, избежать недоразумений, которые легко случаются при работе над этими изданиями. Шрифт 1 - самый старый (10 строк = 108 мм.) с различными формами буквы "о"; кроме обычного, "о" с одной точкой в слове "око", с двумя точками в слове "очи", с крестом в слове "окрест", двойное в словах "двою", "обою". Подобной особенностью отличается шрифт краковского печатника XV века Швайпольта Феоля; в обоих шрифтах это результат подражания рукописям, которым свойственна эта манера. Также из рукописей заимствована постановка двух точек над словами: "два", "две", "три" и замена "и" краткого двоеточием, поставленным над гласной, предшествующей этому "и" краткому. Как и в рукописях, встречается слияние двух букв в один знак: например, буквы "лу" слиты в имени апостола Луки для сокращения. Между отдельными предложениями, а также в конце глав часто ставится двоеточие, а после него – знак, часто встречающийся в рукописях ~. Этим шрифтом напечатано Евангелие и Псалтирь (1 и 2). Архаичность шрифта, а также высшая степень незнания приемов типографской техники заставляют признать Евангелие и Псалтирь первыми опытами книгопечатания в Москве: строки выравнены только с левой стороны, с правой же они образуют извилистую линию; видимо, печатник не знал способов выключки строк; ни то, ни другое издание не имеет ни счета листов, ни счета тетрадей, что не встречается ни в одной старопечатной славянской книге, и может указывать на печатника, только что начавшего изучать свое искусство и, может быть, научившегося работать почти самоучкой. Как и все славянские книги, Евангелие и Псалтирь напечатаны двумя красками, черной и красной, но печатание сделано не в два приема, а в один, на что указывает смешение красок на границах (указано Добровым М.А.). Это также свидетельствует об отсутствии опытного руководителя. Шрифт 2 (10 строк = 83 мм) отличается от первого размером, но многие черты имеет тождественные: он имеет различные формы буквы "о", кроме "о" с крестом; надстрочный знак в виде двух точек употребляется, как и в первом шрифте; между предложениями и в конце глав ставится знак ~ после двоеточия, также есть знак, получившийся от слияния букв "а" и "у". Этим шрифтом напечатана Триодь постная. В типографском отношении прогресс виден в расстановке цифр пагинации и частично сигнатур (от 13-й до 49-й тетради). Одновременное печатание двумя красками продолжается приблизительно в первых десяти тетрадях (около 80 листов), дальше смешения красок незаметно, очевидно во время печатания этой книги произошла какая-то перемена: или мастера научились западному приему, или, вернее, среди них оказался мастер, знавший этот прием, и на следующих листах, где уже нет смешения красок на границах, можно заметить несоответствие в расположении красных и черных частей строк, то есть красная часть выше или ниже черной, а также видна черная печать, накладывающаяся на красную, что может быть только при печати в два удара. В 3-м шрифте (10 строк = 107 мм) исчезают совершенно формы "о" с точками и с крестом, однако "о" двойное в словах "двою" и "обою" изредка попадается. Надстрочный знак в виде двух точек становится реже. Знак ~ между предложениями и в конце глав исчезает, также нет больше слияния двух букв. Исчезновение из 3-го шрифта архаических черт свидетельствует, что он употреблен позже, чем два первых. Но странным образом в Евангелии, напечатанном 3-м шрифтом, не только не видно успеха со стороны типографского искусства по сравнению с Триодью постной, но оно даже идет назад по сравнению с ней в двух отношениях: в Евангелии снова нет пагинации, цифры стоят только на семи листах из всей книги, и сигнатуры есть только на пяти тетрадях: на 2-й и с 6-й по 9-ю; во-вторых, снова совершенно ясно видно двухцветное печатание в один прием. Эти противоречивые указания должны быть еще проверены изучением бумаги, что будет сделано ниже. Но если все же придется признать, что Евангелие напечатано позже Триоди, то остается предположить, что прогресс, замеченный в Триоди, мог быть результатом кратковременного присутствия в типографии сведующего лица, навыки которого не сразу были усвоены в типографии, или же, может быть, это говорит о том, что Триодь была напечатана в другой типографии, так как именно она стоит совершенно особняком от других анонимных изданий, и в ней не ни общего с ним шрифта, ни орнамента. Шрифт 4 (10 строк = 125 мм), наиболее крупный, имеет только незначительные остатки архаических черт: две точки ставятся над словами "два" и "две", изредка над гласной, над словами "сиречь", "ты". Двойное "о" совсем не употребляется. Все разобранные четыре шрифта имеют общее сходство с почерками московских рукописей. Друг от друга они различаются размером, но характер их имеет много общего, так же как и рисунок отдельных букв; таковы, например, строчные инициалы "М" 1-го и 3-го шрифтов. 3-й шрифт в отличие от других имеет стоячие палочки букв "п", "в", "б", "н", "и", "к", "т", "г", совершенно прямые, без изгиба, свойственного рукописному почерку, и перпендикулярные к верхним и нижним перекладинам; эти перекладины не выступают ни вправо, ни влево от них. В 4-м шрифте верхние перекладины букв "б", "в", "г", "п" сильно выступают в бока за стоячие палочки, наподобие крышки. В буквах с двумя или тремя стоячими палочками эти палочки несколько изгибаются, подобно рукописным; они идут не совсем параллельно друг другу, а несколько расходятся книзу; этих особенностей нет ни в 1-м, ни во 2-м шрифтах. 4-м шрифтом напечатано третье Евангелие и вторая Псалтирь. Все описанные выше четыре шрифта больше никогда не появляются в известных до сих пор библиографам изданиях. Еще более полное исчезновение архаических черт из 4-го шрифта позволяет считать его более поздним, чем предыдущие. Двухцветная печать в обоих изданиях 4-го шрифта сделана в два приема, при этом черные и красные строки хорошо пригнаны. Пагинация проставлена в Евангелии на протяжении первой половины книги, сигнатуры есть почти на всех тетрадях, а в Псалтири счет листов и тетрадей проставлен во всей книге. Следовательно, в этих двух изданиях ясны признаки более высокой типографской техники, и потому они должны быть признаны самыми последними по времени из группы анонимных изданий, а из них двух Псалтирь должна считаться более поздней, чем Евангелие. Можно ли считать, что все анонимные издания вышли из одной типографии? Только полное совпадение шрифтов или орнамента может дать веское доказательство принадлежности двух или нескольких изданий к одной и той же типографии. Нельзя говорить, даже если шрифты очень похожи друг на друга, но все же совсем разные, например, не сходятся между собою по размерам, что, несомненно, их "готовил один и тот же гравер по одному и тому же рисунку". Если книга напечатана каким-либо шрифтом или имеет какое-либо печатное украшение, то всякий гравер может скопировать и шрифт и орнамент и повторять более или менее близко в любой типографии. Поэтому также непонятна аргументация Беркова, что вследствие сходства орнамента Ивана Федорова и более позднего Невежинского исключается возможность пожара типографии Ивана Федорова. Точно нельзя было перерисовать орнамент с отпечатков, когда досок уже давно не было, сгорели ли они или были увезены! При простом сходстве дело идет о подражании одного мастера другому или о знакомстве их с общими образцами. Другое дело при тождестве, когда становится ясно, что печатник, работая над двумя или несколькими изданиями, держал в руках те же самые литеры, ту же самую доску. Тогда, действительно, эти произведения печати связываются в общую группу и их можно считать происходящими из одной типографии. Чтобы установить наличие одной и той же доски, надо подметить буквальное совпадение штрихов на сравниваемых отпечатках; особенно наглядно бывает совпадение одних и тех же дефектов: если такого совпадения нет, то никакие обобщающие выводы сделаны быть не могут. Из шести анонимных изданий в пяти употреблены, несомненно, общие доски; так, во всех трех Евангелиях употреблена одна и та же доска заставки; другая доска заставки и доски инициалов "В", "К" и "П" – в Евангелии и Псалтири 1-го шрифта; еще одна доска заставки и инициала "З" – в Евангелиях 1-го и 3-го шрифта, инициала "П" – в Евангелиях и Псалтирях 1 и 4 шрифта, инициалов "В" и "К" – в Евангелии и Псалтири 4-го шрифта. Раз все перечисленные доски тождественны, очевидно, что все книги вышли из одной и той же типографии. Изучение отпечатков со стороны постепенного изнашивания досок может несколько помочь в определении хронологического порядка выхода изучаемых изданий. Общая заставка в Евангелии и Псалтири 1-го шрифта отпечатана в Евангелии четыре раза и в Псалтири два раза. Из шести отпечатков первые два сделаны новой, еще не испорченной доской, это отпечатки перед двумя первыми евангелиями; четыре других – два во второй половине Евангелия и два в Псалтири, сделаны уже испорченной доской, так как боковые выступы основания еле отпечатались, доска, видимо, покоробилась, и выступы перестали давать отпечатки; очевидно, что Евангелие начали печатать раньше Псалтири. Орнамент анонимных изданий по манере гравирования и рисунку распадается на две части: у 11 заставок из 16 и у половины инициалов – черный фон, узор белый, растительный. Это признаки будущего московского орнамента, просуществовавшего больше 100 лет (то есть до последней четверти XVII века, когда характер его изменился: наряду с растительными формами появились архитектурные, в изобилии появились священные изображения и кресты над заставками). Но московский орнамент стал подражать рисункам Ивана Федорова, а рисунки анонимных изданий остались одинокими и не вошли в позднейший обиход книги. Только одна заставка из Евангелия, напечатанного 4-м шрифтом, очень близка к орнаменту Ивана Федорова и Невежи; но о ней будет сказано ниже. Прочие заставки явно отличаются от федоровских, главным образом, наивной манерой штриховки и схематичностью рисунка. Штриховка, где только возможно, сделана параллельными линиями; также заштрихованы, например, все трилистники, повторенные художником и в заставках, и в инициалах; шишки изображены плоскими треугольниками, разделенными на ромбы, внутри которых поставлены иногда черточки или точки для изображения чешуек; окаймление заставок и элементы инициалов заполнены лиственными гирляндами, напоминающими акант; но в противоположность гирляндам федоровского орнамента гирлянды анонимных изданий сделаны часто совершенно параллельными штрихами, так что эти извивающиеся гирлянды очень однообразны. По внешним очертаниям заставки московского типа; московская заставка – это прямоугольник, лежащий на длинной стороне; основание его обыкновенно вытянуто в обе стороны, и иногда на этих выступах и на верхних углах помещены четыре украшения, иногда сделаны только два нижних или два верхних; посередине, наверху, обычно выступает еще и пятое. В заставках анонимных изданий есть мелкие отступления от этой формы: часто отсутствуют те или иные выступы; в одной заставке боковые стороны продолжены вниз, так что выступы сделаны ниже заставки. У одной заставки верхний выступ заменен приставным украшением, которое в этой же книге в другом месте употреблено в виде самостоятельного украшения на поле, притом оно выгравировано черным по белому, иначе, чем самая заставка, сделанная белым по черному; в этой виньетке посреди листьев и цветов изображена птица – явление в московской печатной книге XVI века больше не встречающееся, между тем в рукописях такие примеры попадаются довольно часто. И в некоторых других отношениях заставки анонимных изданий ближе к рукописным, чем позднейшие московские, например, иконы помещались в рукописных заставках XVI века, а заставка в 1-м Евангелии с евангелистом Матфеем – единственная на протяжении 100 лет (первая после нее появилась в 1655 году); также и элементы узора заставок и расположение его иногда сходно с рукописями: окаймление заставок с трех или четырех сторон, выделение среднего пространства двойной полукруглой дугой, обилие трилистников. Все эти черты можно встретить в рукописных заставках византийского стиля, но они не привились в печатных книгах. Плетеные инициалы "В" и "З" из Евангелия 4-го шрифта явно взяты из рукописей. Из разнообразных инициалов анонимных изданий ясно выделяются два алфавита: один, сделанный для Евангелия и Псалтири 1-го шрифта, и другой – для Псалтири 4-го шрифта. Алфавиты гравированных инициалов одного определенного размера и стиля в московской печати позднее не создавались, и алфавиты анонимных изданий не повторены и не нашли подражания. Особенно интересен второй алфавит: очертания инициалов крайне просты; это очень высокие узкие буквы, образованные белыми тонкими полосками; простые очертания их обвиты густым растительным орнаментом. С первого взгляда кажется, что они совсем иначе сделаны, чем заставки, но при более внимательном сравнении видна и одинаковая манера штриховки и даже совершенно совпадающие элементы узора, например, в виде пятилепестных цветочков, изображенных с нижней стороны. Интересно, что гравер сначала вырезал некоторые инициалы на черном фоне, но потом увлекся новой манерой и решил снять черный фон, так что почти все инициалы вырезаны уже по-новому, черным по белому. Вторая часть орнамента анонимных изданий, черным по белому, встречается только в двух самых поздних изданиях Евангелии и Псалтири 4-го шрифта, и резко отличается от московского. Одна из заставок этого вида состоит из легких спиральных завитков; на большинстве других узор образован извивающимися двойными линиями. Очень интересно, что рисунок того и другого типа встречается в заставках Часовника 1565 года. Растительный элемент в них входит лишь как добавление к этим извивающимся линиям. Последовательность, в которой выходили анонимные издания, и их принадлежность к одной типографии выясняется бесспорно из сравнения их друг с другом. Но точное их датирование – вопрос гораздо более мудреный. Самый неоспоримый материал дается записями, так как запись показывает, позже какой даты не может быть издание. К сожалению, таких записей очень немного, и они, может быть, недостаточно ранние. О последнем Евангелии 4-го шрифта в литературе высказано мнение, что есть экземпляр этого издания с надписью 1564 года, но не указано, где этот экземпляр находится; при личном разговоре выяснилось, что автор разумел экземпляр, описанный у Пташицкого. Но это мнение оказалось результатом недоразумения: у Пташицкого описано Евангелие 3-го, а не 4-го шрифта, как это указал Бычков И.А. в присланной им справке, кроме того, надпись, воспроизведенная у Пташицкого, прочитана с ошибкой, то есть неверно высчитан год: должен быть 1566, а не 1564 год. Таким образом, нет надписей, которые заставляли бы отнести хотя бы самые ранние из изучаемых изданий к 1550-м годам. Конечно, это отсутствие ранних надписей ничего не доказывает, оно только не дает веского подтверждения в пользу существования книгопечатания в Москве в 1550-х годах, и факт этот приходится доказывать иначе. Надо заметить, кроме того, что нет надписей, заставляющих признать все анонимные издания до-федоровскими. Из надписей видно только, что некоторые из этих изданий вышли раньше Апостола 1564 года, и этим устанавливается факт существования типографии в Москве ранее начала работы над Апостолом. Как уже сказано выше, работа по датированию трех первых изданий была сделана Гераклитовым. Он настолько тщательно проделал эту работу, что ее возможно только несколько дополнить воспроизведением водяных знаков и ссылкой на справочники, которых у него недоставало. Он относит Евангелие 1-го шрифта к 1551-1552 годам, Псалтирь того же шрифта – к 1553-1554 годам и Триодь постную – к 1555-1556 годам. Общее замечание, возникающее при чтении его работы, заключается в том, что он возлагает слишком большие надежды на точность датирования при помощи водяных знаков. Брике говорит, что отсутствие точности датирования так несомненно, что доказывать его – все равно, что ломиться в открытую дверь. В вопросе о пользовании водяными знаками, несмотря на труды Лихачева, Брике и других, остается еще много не вполне выясненных сторон. Для определения необходимо соблюдать точность совпадения знаков, а с другой стороны при работе над ними становится ясно, что вполне тождественными они бывают редко. Брике указывает, что они часто и не могут быть тождественными: даже при одновременном изготовлении бумаги знаки должны были получаться несколько разного вида, так как на бумажной мельнице работали несколькими формами, и каждая могла до известной степени отличаться от других; кроме того, клеймо, как вещь в высшей степени хрупкая и деликатная, быстро изнашивалось. Самый альбом Брике вовсе не включает всего разнообразия известных ему знаков: из 44 тысяч зарисовок он выбрал всего только 16 тысяч, откинув варианты как лишний груз. Кроме того, следует отметить, что мнения Лихачева и Брике значительно расходятся в вопросе о залежности бумаги. Лихачев думает, что она не может быть больше 10 лет, а Брике считает это мнение субъективным и чисто произвольным. Его мнение, что срок, указываемый водяным знаком, значительно длиннее: если есть только один знак, известный по одной дате, то он дает очень широкие границы, не меньше 15 лет ранее и 15 лет после, то есть рукопись датируется в пределе 30 лет. Чтобы пользоваться знаком, надо знать пределы, в которых он употреблялся, то есть время, близкое к его появлению, и приблизительное время его исчезновения, тогда бумага датируется внутри этих пределов с поправкой на залежность. Может быть, для русских условий мнение Лихачева больше соответствует действительности, то есть при бедности Москвы и отсутствии капитала закупки делались больше по мелочам, и бумага немедленно расходовалась, не залеживаясь. Разрешать такие вопросы не входит в задачи настоящей работы, здесь следует только указать, насколько трудно точно датировать книгу. При наличии нескольких знаков Брике указывает крайние даты всех знаков и годы, общие всем знакам, с достаточной вероятностью считает годами появления книги. Если у него результат подсчета выходит в пределе 10 лет, он считает этот подсчет вполне удовлетворительным. Подсчитывая для проверки своего метода дату одного инкунабула, он получает результат от 1471 до 1479, тогда как инкунабул на самом деле был 1480 года, но большего он и не ждет от знаков. Брике никогда не прибегает к грубому подсчету, чисто арифметическому, то есть выводу среднего арифметического из всех дат, связанных с разными знаками. Между тем почти все знаки изучаемых анонимных изданий принадлежат к числу весьма распространенных и существовавших значительное количество времени, а потому работа с ними очень затруднительна. Некоторое число их совсем отсутствует в использованных справочниках, а большое число отступает от приведенных в справочниках образцов, так что ими можно пользоваться, лишь относя к какой-либо целой их группе, а не к определенному экземпляру; есть еще некоторое количество, попадающихся редко и случайно плохо вышедших на бумаге, что также не дает возможности ими пользоваться. Но следует положить начало воспроизведению наиболее типичных вариантов знаков, не встречающихся в справочниках, а также тех знаков, которых совсем нет в справочниках. Евангелие 1-го шрифта напечатано на немецкой бумаге; первые 300 листов каждого экземпляра (а в Библиотеке имени Ленина В.И. имеется 5 экземпляров) – на бумаге со знаком кабана или свиньи, значительное количество – со знаком тиара или короны, конец – со знаком медведя в ошейнике с бубенчиками или кругами и отдельные листы – со знаком шута. В Евангелии 1-го шрифта следующие знаки: 1) кабан – 1503-1575 гг., совпадающие знаки указывают на 1554-1575 гг.; 2) тиара с крестом из трилистников или с жемчужинами – на 1568-1580 гг.; 3) тиара с простым крестом 1544-1558 гг., совпадающий знак – 1558 год; 4) медведи большого размера – 1534-1569 гг.; 5) медведи меньшего размера, совпадения нет – 1506-1560 гг. Годами, общими для всех знаков, являются здесь годы 1558-1560 гг, но нельзя утверждать, что Евангелие было напечатано именно в эти годы, хотя бы потому, что часть знаков вовсе не определена. Начиная с Псалтири 1-го шрифта бумага употребляется французская. Знаки следующие: 1) сферы среднего и малого диаметра – 1550-е и 1560-е гг.; 2) большая сфера, которую держит рука – 1536-1555 гг.; 3) сфера с лилией наверху, с инициалами – 1548-1564 гг.; 4) перчатка с короной - нет в экземпляре Библиотеки имени Ленина, знак указан у Гераклитова; общие для всех знаков годы: 1550-1555 гг. Но Псалтирь, несомненно, позже Евангелия; это видно и по указанному выше дефекту одной из досок и по обособленности бумаги Евангелия. Настаивать, что Псалтирь напечатана непременно до 1555 года, нельзя, имея в виду все вышеизложенные соображения о датировании при помощи водяных знаков. Сводка дат знаков Триоди постной также осложняется присутствием знака большой серы, так как ее даты совсем не совпадают с датами некоторых других знаков:
В Евангелии 3-го шрифта знаки тех же видов, что в Триоди, только в нем нет знака большой сферы с инициалами I и B; вследствие отсутствия раннего знака большой сферы можно считать это Евангелие более поздним по сравнению с Триодью, то есть, если Триодь можно отнести приблизительно к 1560 году, то Евангелие 3-го шрифта следует признать напечатанным незадолго до Апостола 1564 года, так как здесь, кроме того, больше знаков, общих с Апостолом. Еще большая близость знаков Евангелия и Псалтири 4-го шрифта к знакам Апостола и Часовника позволяет их датировать годами, близкими к ним. Вопрос о том, кто был печатником анонимных изданий, едва ли когда-нибудь получит окончательное разрешение, то есть имя печатника, вероятно, навсегда останется неизвестным. Однако документально известно имя одного русского печатника, уже работавшего в Москве в 1556 году. В этом году Иван Грозный писал писал новгородским дьякам: "Мы послали в Новгород мастера печатных книг Марушу Нефедьева посмотреть камень, который приготовлен на помост" в такую-то церковь. Из дальнейших слов письма видно, что Маруша Нефедьев был не только печатником, но и резчиком по камню. Царь дал ему еще поручение привезти в Москву искусного новгородского мастера Васюка Никифорова, который "умеет всякую резь резать". Иван Грозный говорит о Маруше Нефедьеве, как о хорошо известном ему человеке. По выражению "мастер печатных книг" как будто получается впечатление, что царь уже видел и книги, в печатании которых Маруша Нефедьев играл какую-то роль. Конечно, по этому письму ничего определенного о Нефедьеве сказать нельзя: был ли он мастером именно в анонимной типографии и если был там, то какую роль играл – руководящую или второстепенную – остается неизвестным, и решать вопрос об участии Ивана Федорова в печатании анонимных изданий приходится иным путем. После тщательного изучения внешности этих изданий одно только можно сказать с уверенностью: что их печатал не Иван Федоров. Предположение о принадлежности их Ивану Федорову было высказано еще Викторовым и архимандритом Леонидом. Первый указал на ошибку в годе в послесловии к Апостолу 1564 года, на основании которой ему показалось заманчивой мысль отодвинуть начало работ по устройству типографии Ивана Федорова к началу 1550-х годов, а архимандрит Леонид указал на сходство заставки в Евангелии 4-го шрифта и в Апостоле 1564 года и высказал предположение, что ввиду этого сходства можно думать, что печатник обоих изданий был одним и тем же лицом. С тех пор многие исследователи отмечали это сходство и приходили к тем же выводам; но, странным образом, отмечая это сходство двух заставок, никто из них не попытался точно установить, как напечатаны эти заставки: с одной доски или с двух разных. Как уже раньше говорилось, только общность доски может позволить делать какие-либо сближения группы изданий. А между тем заставки Апостола и Евангелия совсем не тождественны, а только сходны вследствие перерисовки: если в одном случае одна из двух переплетающихся ветвей идет вправо поверх другой, идущей влево, то на другом отпечатке наблюдается обратное, так называемое зеркальное изображение. Доски, которыми были оттиснуты заставки, - разные, это несомненно и не является субъективным впечатлением. Другая черта, делающая эти доски несходными между собою, - это качество и искусство работы: сразу видно, какой тонкостью, изяществом и смелостью линий отличается доска Апостола и насколько грубее доска Евангелия. Если дело идет только о перерисовке, то соблазнительная мысль приписать Евангелие Ивану Федорову теряет основание, никакого веского указания для сближения Евангелия и Апостола нет. Допустив, что, несмотря на разницу досок, все-таки Иван Федоров является печатником этого Евангелия, можно представить себе два случая. 1. Если Евангелие было им напечатано после Апостола, то зачем же было ему резать новую доску, когда у него под руками была доска из Апостола, гораздо лучшая? Забегая несколько вперед, следует указать, что она не только не пропала у него в Москве, но и потом хранилась у Ивана Федорова и вместе с ним попала во Львов, где с нее снова были сделаны отпечатки. Очевидно, первое предположение не слишком убедительно. 2. Если допустить, что он напечатал Евангелие раньше Апостола, то все-таки непонятно, зачем он стал снова перерезывать доску, употребленную в Евангелии; конечно, она могла как-нибудь пропасть. Тогда интересно сопоставить, как поступал Иван Федоров во Львове, если ему случалось перерезывать прежние доски; таких случаев десять, и ни в одном из них он не перерезывал рисунка в зеркальном виде, а повторял прежний рисунок возможно более точно, так что только с большим трудом можно отличить старые доски от новых. Кроме того, Иван Федоров в послесловии называет Апостол своей первой книгой: когда типография была готова, то они с Петром Тимофеевым "первее начаша печатати сия святыя книги деяния апостольская". Так же говорили и другие печатники о своей первой книге: Андроник Невежа при печатании своей первой книги Псалтири в 1568 году: "составися штанба сия в лето 7076 марта в 8 день и первие начаша печатати сию книгу пророческую часть". Фофанов о Минее общей 1609 года: "…и первие повеле… царь… заложити в дело в сию новую штаньбу и произвести новым сим печатным тиснением сию богодухновенную книгу минею общую" и т.д. Так что и второе предположение оказывается неубедительным. Остается сделать вывод, что доску для Евангелия резал другой печатник и решить, которая же из досок вырезана раньше. Точного ответа на этот вопрос, конечно, нельзя дать, а можно высказать лишь следующее соображение: можно указать целый ряд заставок, с которых были скопированы другие, более поздние: все копии в художественном отношении много ниже, чем их оригиналы; поэтому ввиду несомненного превосходства заставки Апостола ее следует считать оригиналом, а худшую работу – подражанием. Такое же подражание, еще менее высокого достоинства, видно и в заставке Андроника Невежи, вырезанной им для Апостола 1597 года. Сравнение этих заставок Евангелия и Апостола, так же как и сделанный выше анализ анонимных изданий со стороны шрифтов и орнамента в целом, манеры печатания, манеры нумерации тетрадей, указывает на других мастеров. Применение счета тетрадей в изданиях большого формата не практиковалось Иваном Федоровым не только в Москве, но и на Западе, где ему счет тетрадей легко было позаимствовать из книг иностранной печати. Но его нет ни в львовском Апостоле, ни в острожской Библии. Только в изданиях малого формата он употреблял сигнатуры: в Часовнике, в котором зато нет пагинации, и в острожском Новом Завете, где есть и пагинация, и сигнатуры. Манера Ивана Федорова не нумеровать тетрадей в книгах большого формата была перенята и позднейшими московскими печатниками, и сигнатуры в московских книгах большого формата появились лишь в 30-х годах XVII века. Манера не давать выходных сведений также объединяет изучаемые издания в одну группу. В литературе было высказано предположение, не были ли эти издания делом неизвестной частной московской типографии. Против этого предположения говорит общий уклад московской жизни XVI века, отсутствие богатого предприимчивого слоя промышленников и в то же время интеллигентов, который был на Западе и мог ттам проявить инициативу при развитии книгопечатания. А при начале его даже и на Западе Гуттенбергу пришлось обратиться к меценатам. Поэтому скорее надо думать, что и эта группа безвестных печатников пользовалась поддержкой правительства. Общность бумаги Апостола и поздних анонимных изданий также говорит за то, что обе типографии пользовались одним и тем же запасом. В результате изучения анонимных изданий является представление, что у Ивана Федорова были не только предшественники в Москве, но и одновременно с ним работавшая типография, другая "изба" на Печатном дворе, по образцу "изб" XVII столетия Невежи, Фофанова и Радишевского. И если Евангелие 4-го шрифта вышло позже Апостола, то оно вышло, следовательно, приблизительно одновременно с Часовником. Этому предположению соответствует и близость стиля в заставках Часовника и Евангелия 4-го шрифта: как будто в обеих типографиях одновременно либо проявились результаты одного и того же влияния, либо одна типография позаимствовала образцы из другой. А когда после отъезда Ивана Федорова из Москвы его типография совсем прекратила свою работу, то другая выпустила еще Псалтирь 4-го шрифта, которая, как уже было сказано выше, по своим качествам в отношении типографского искусства представляет собой более позднее издание, чем Евангелие 4-го шрифта. В литературе высказывалось мнение, что книгопечатание в Москве не прекратилось с отъездом Ивана Федорова. В статье "Иоанн Федоров" митрополита Евгения, датированной 1827 годом, говорится о Евангелии, напечатанном после Апостола. Это мнение разделял и Николай Михайлович Карамзин. |
||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||