В числе разных народов, среди которых торговля распространила египетское изобретение, был один, в среде которого новый товар произвел изумительное действие. Возможность писать и распространять написанное на папирусе сообщила у греков сильный толчок человеческой мысли. Число книг различного содержания значительно увеличилось, частные лица собирали их целые коллекции, учителя школ запасались ими для того, чтобы обучать языку Гомера.

Рассказывают даже, что однажды Алкивиад (произошло это в V веке до нашей эры) надавал пощечин учителю школы, у которого не было экземпляра "Илиады". Большие города также устроили вскоре библиотеки, в которых можно было насчитывать целые тысячи томов. Конечно, тогдашние тома содержали в себе материала меньше нынешних. Мы видим это по нескольким редким экземплярам, найденным в некрополях Египта и по сверткам Геркуланума.

ПЕРЕЙТИ В ПОЛНЫЙ КАТАЛОГ СТАРИННЫХ И АНТИКВАРНЫХ КНИГ
Один документ, недавно открытый, сообщает, что по велению Птолемея II Филадельфа два поэта и ученых снимали точные копии, один - трагедий, другой - комедий, собранных в громадной библиотеке, или скорее в двух библиотеках, основанных этим царем, другом литературы. Число томов в первой библиотеке, как свидетельствует тот же документ, простиралось до 42.800 во второй – до 490.000. Это число не заключает в себе ничего невероятного, потому что в то время (283-246 гг. до н.э.) существовало уже более 550 трагедий и более 1.500 комедий.

Позже другой поэт-грамматик, Каллимах, составил каталог всех этих книг, о которых мы будем говорить дальше. Птолемей II старался собирать не только греческие произведения, но и произведения, написанные на различных чужестранных языках, которые он приказал перевести. Все это дает нам понятие об изумительной литературной и ученой плодовитости.

Эти богатые собрания книг, нередко уменьшавшиеся вследствие несчастных случаев, пожаров, землетрясений, постоянно возобновлялись и увеличивались благодаря деятельности многочисленных школ ученых и благодаря менее бескорыстной деятельности переписчиков и книгопродавцов. В то время нередко жаловались на небрежно написанные копии и на книгопродавцов, слишком усердствовавших распространять их без должной проверки. Это побуждает меня сказать несколько слов о способах, которые употреблялись для воспроизведения книг в сотни и тысячи экземпляров. Раз написанная автором, книга переходила в руки переписчиков. Но так как за одним оригиналом невозможно было работать разом в несколько рук, то древние книги распространялись бы очень медленно, если бы не стали диктовать этот оригинальный текст нескольким переписчикам, собравшимся вместе. Если сможете вообразить себе, что несколько сот писцов пишут разом под диктовку, то тогда ими в течение нескольких дней одно и то же сочинение может быть воспроизведено в сотнях экземпляров. Таким образом, римляне могли уже издавать листок ежедневных объявлений, который из Рима распространялся до самых отдаленных границ империи и сообщал там военные новости, городские происшествия, в сокращенном варианте прения народа или римского сената и т.д.

По всей видимости, римская газета "Acta diurnal populi Romani” ни редактировалась, ни переписывалась с особой тщательностью, да это и не особенно важно для рукописного листка, служившего лишь материалом для истории. Но произведения литературы, в особенности образцовые, подвергались большой опасности при таком быстром воспроизведении. Цицерон писал в письме своему брату Квинту: "Я не знаю, что и делать с латинскими книгами, до того они выходят с многочисленными ошибками из рук переписчиков и книгопродавцов".

Примерно в то же время Страбон высказывает такие претензии в отношении греческих книгопродавцов в Александрии. Но зло пошло еще гораздо дальше: со времен Демосфена (384-322 гг. до н.э.) трагедии Эсхила, Софокла и Эврипида (все – V век до н.э.) были до крайности искажены вследствие неточности копий, нескромности актеров, которые слишком свободно переделывали их в угоду публике, так что пришлось подумать о средствах против зла.

Один великий правитель, который был вместе с тем и большим любителем литературы, оратор Ликург, приказал тщательно сверить варианты наиболее древних из этих драм, после чего он велел написать один экземпляр – образец, который и был положен в акрополь или крепость Афин; с тех пор с этого образца должны были списываться все копии для публичных представлений драм этих трех великих писателей.

Много веков прошло с тех пор, как утрачен этот драгоценный экземпляр. Он недолго даже пролежал в афинских архивах. Один из царей египетских, из дома Птолемеев, желая непременно иметь с него копию для своей богатой александрийской библиотеки, выпросил его у афинян под залог и решился скорее лишиться своего залога, чем возвратить драгоценную рукопись.

Драматические произведения Греции, которые мы имеем, дошли до нас в копиях, гораздо более худших знаменитого Ликургова экземпляра, и таков удел почти всех книг, оставшихся нам от греческой или римской древности: иной раз двадцать или тридцать копий отделяют нас от рукописи самого автора. И автор сам нередко предвидел опасности, которым должно было подвергаться его произведение от частых переписок. Главный христианский хронолог, Евсебий (биограф первого римского императора-христианина Константина Великого, взошедшего на престол в 312 году н.э.), в начале своей Хроники обращается в примечании с горячей мольбой к своим будущим переписчикам, чтобы они не забывали выставлять каждое число против события, к которому оно относится. Писцы аккуратно переписывали это примечание, но все-таки не всегда точно исполняли просьбу Евсебия.

Нередко и сам переписчик сознавал свои ошибки, и если этим переписчиком был монах, что почти постоянно случилось в средние века, то он на последнем листе книги обращался к читателю со смиренной просьбой простить ему проскользнувшие ошибки.

Для предупреждения стольких неудобств часто также поручали пересмотр экземпляров кому-нибудь грамматику или издателю по профессии, который исправлял ошибки. Просматривавший грамматик подписывал свою работу и обыкновенно обозначал ее время, мы имеем множество примеров таких подписей.

Теперь, когда мы уже далеко продвинулись вперед, мне кажется необходимым представить вам несколько соображений о новом значении, которое придает слову книга по мере того, как развивается наука и искусство письма. Поэтому я прошу вас, уважаемый читатель, несколько сосредоточить свои мысли и удвоить свое внимание.

Страницы, помещенные одна подле другой, но не связанные между собой единством содержания, а следовательно и мыслей, могут занять собой целый том или даже несколько томов, не составляя при этом того, что собственно следует называть книгой. Например, собрание различных стихотворений, нескольких рассказов и анекдотов, если угодно, будут представлять собою книгу, чтение которой будет очень занимательно; хронологический список событий, собрание астрономических или других наблюдений будут интересовать серьезных читателей и ученых по профессии, но все произведения подобного рода не обнаруживают в авторе таланта, благодаря которому он мог бы задумать и написать совершенно самостоятельный по мысли труд, создание воображения или знания; не обнаруживают таланта, благодаря которому он мог бы составить план такого труда и выполнить этот план в точности, дав каждой части трактуемого им предмета соответствующие размеры.

Это последнее качество – самое высокое качество в произведениях ума, и стоит указать авторов, которые представляют нам первый пример этого. Я не хочу сказать, что возможно с полной точностью определить в истории время возникновения этого первого примера, но ведь хорошо уже и то, если мы можем подкрепить свои мысли несколькими собственными именами, составляющими эпоху в древней литературе.

Для краткости я ограничусь одним именем, может быть самым знаменитым и самым великим во всей греческой литературе. Аристотель составлял компиляции фактов, анекдотов, наблюдений, вопросов, но это не будут книги в высоком значении этого слова, как я старался определить его. Они приносят свою пользу, но они не представляют собой громадного ума, обнимающего различные части науки для того, чтобы изложить их в известной последовательности. Этот самый Аристотель написал в трех книгах "Риторику", в которой он методически излагает начала и правила ораторского искусства; он написал "Историю животных" (руководство по зоологии), в которой распределены по классам и по сходству органов все известные тогда животные и где описаны отправления этих различных органов и объяснены настолько, насколько это позволяло состояние знаний во времена Александра Великого.

Вот две очень древние книги, две прекрасные книги, которыми сведущие судьи восхищаются и поныне, несмотря на все успехи, сделанные наукой со времен Александра. Вольтер высоко ценил "Риторику " Аристотеля, а Жорж Кувье – его "Историю животных". Сюда же можно было бы присоединить и "Политику", если бы она дошла до нас в лучшем состоянии. Однако и в таком виде она послужила образцом известному французскому сочинению "Esprit des lois”.

Так как мы уже начали философствовать относительно книг, то останемся еще на некоторое время в этой высокой области. Произведение, в котором основатель какой-нибудь религии изложил свое учение, становится у народа, среди которого оно появилось, священною книгою. Таков у учеников Магомета Коран, или собрание наставлений, которые по их убеждению были продиктованы свыше этому знаменитому пророку. Таков, говорят, у мексиканцев Пополь Вух.

Иногда такие догматы и предания излагаются в целом ряде произведений, собрание которых составляет Книгу. Таковы в Индии "Веды" - собрание религиозных песен, текст которых написан за шестнадцать столетий до нашей эры и составляет основу браминской религии. Таковы в Китае "Кинги", отчасти приписываемые Конфуцию, философу и реформатору, жившему в VI веке до Рождества Христова. У евреев более пространный и всем нам известный под названием "Ветхий Завет" сборник содержит в себе писания, в которых изложены история, законодательство и религия народа Божьего.

К этим книгам, которые обыкновенно принято называть каноническими, потому что они включены в канон, то есть в освященный духовной властью список, у христиан присоединяются четыре Евангелия и другие писания, составляющие "Новый Завет"; оба завета вместе, то есть собрание священных книг, у греков получили название Библии, которое перешло и в русский язык. Библия представляет собой по преимуществу книгу всех христианских общин.

В таком смысле книга служит некоторым образом выражением национальности, она представляет основу верований великой семьи народов и иногда служит связью, которая соединяет чрезвычайно крепко всех ее членов.

Две великие эпопеи, носящие имя Гомера, "Илиада" и "Одиссея", имеют почти такой же характер в языческой Греции. Но хотя греки и почитали Гомера как толкователя их давних верований, однако они никогда не почитали его в качестве пророка, вдохновленного богами. Две его поэмы представляли первоначальную историю и самую древнюю географию эллинского мира, но не выражали догмата, теологии. Две поэмы Гезиода – "Теогония" (краткая история богов) и "Труды и дни" (сборник наставлений в стихах о земледелии, мореплавании, образе жизни) были также весьма почитаемыми памятниками мудрости древних веков, но они не имели авторитета, подобного авторитету Библии.

Древние уже знали воспоминаний (libri commentarii или просто commentarii), как, например, воспоминания Юлия Цезаря о галльской войне, которые по своей простоте представляют образцовое повествование; они знали счетные книги (libri rationum), в которые какой-нибудь гражданин вносил свои расходы и доходы, а иногда и факты из своей обыденной жизни.

Имея однажды надобность оправдать перед римским народом свою проконсульскую деятельность в одной из провинций, древний оратора, известный в истории под именем Катона Цензора, заставил прочитать страницу из своей счетной книги, - страницу, дошедшую до нас как доказательство его редкой бережливости и неподкупности.

В христианских семьях от средних веков до наших дней также велись Памятные книги, куда заносились главные домашние события, как-то: рождение детей, подробности их воспитания, об их гражданском, военном или духовном призвании. Большое число этих скромных памятных книг дошло до нас и вполне заслуживают, чтобы они были опубликованы как достоверные документы, касающиеся жизни наших предков.

А существовали еще государственные книги, в которые министерство финансов заносило имена всех кредиторов государства и суммы их долговых претензий. Нельзя не признаться, что хотя эта государственная книга и представляла собой замечательное пособие для хорошего управления финансами, но была мало привлекательна для чтения.

А еще были Синяя книга, Желтая книга, Зеленая книга и так далее… Это также сборники, издававшиеся ежегодно в некоторых европейских странах министерствами иностранных дел, в этих сборниках были напечатаны главные дипломатические документы. Каждое государство избрало для обложки этих книг особый цвет: у Франции – желтая обложка, у Англии – синяя, у Италии – зеленая. Другие государства еще не ввели у себя в употребление этих книг, поэтому осталось несколько цветов, которые можно было бы распределить между государствами, решившими удовлетворять любопытство публики, желающей познакомиться с документами дипломатии своего отечества.