Несмотря на тяжелое наследство от нашествия варваров на Европу, средние века были вовсе не бесплодны и не без литературной славы; промышленность и торговля книгами не исчезли, просто эта деятельность сосредоточилась по преимуществу в монастырях, сделавшихся почти единственными представителями науки и единственными наставниками молодежи.

Средневековые рукописи, которые мы можем обнаружить в современных библиотеках, вызывают у нас изумление, особенно, рукописи на греческом и латинском языках. До нас дошли карманные книги для студентов; и огромные тома, в которые любители, не обладавшие ни критическим взглядом, ни вкусом, без разбора сшивали тетради, принадлежавшие произведениям нескольких авторов и написанные различными переписчиками; и роскошные тома, написанные красивым и тщательным почерком, в которых точность текста пострадала только от почти неизбежных оплошностей самых добросовестных переписчиков. Нередко каллиграф подписывал свой труд, поручая себя, "бедного грешника", снисходительности и молитвам своих читателей, а в редких латинских рукописях Запада переписчик (будь то монах с грубым умом или наемный писака) после последней строки прибавлял довольно грубый стих, основную мысль которого можно было перевести так: "Здесь заканчивается моя книга, ради Христа, дайте мне на чай" ("Explicit hic totum, per Christum da mihi potum").

ПЕРЕЙТИ В ПОЛНЫЙ КАТАЛОГ СТАРИННЫХ И АНТИКВАРНЫХ КНИГ
Многие рукописи и старинные книги носят следы критического пересмотра, сделанного самим владельцем или профессиональным грамматиком. В таком случае этот пересмотр нередко удостоверяется подписью, свидетельствующей о времени просмотра.

Особенную трудность для переписчиков представляло переписывание старинных книг с цитатами на греческом языке. Почтенный писец нередко не знал этого языка. И тогда происходило одно из двух: или он делал с большим трудом снимки с букв греческого письма (и эти снимки чрезвычайно полезны для нас, несмотря на свое несовершенство, как цитаты греческих авторов, из которых до наших дней не дошло ни одного оригинального списка), или же он выходил из положения тем, что выбрасывал цитату, заменяя ее двумя буквами gr (то есть grecum), которую обычай распространил в четыре слова ("grecum est, non legitur") и сделал ее почти пословицей для обозначения незнания греческого языка.

Под названием "Аттические ночи" мы имеем очень интересную компиляцию римлянина Авла Гелья, весьма сведущего в обеих литературах библиофила, в которых он черпал чрезвычайное разнообразие анекдотов и интересных извлечений. Некоторые рукописи этой любопытной книги лишены греческих цитат, которые автор книги добавил туда. Дело в том, что в те времена и в монастырях, где в Средневековье переписывались древние книги, греческий язык был почти совсем неизвестен. Но каким веществом и какими принадлежностями пользовались при переписи книг все эти каллиграфы? Об этом мы имеем свидетельства, восходящие к первым векам христианской эры. Сборник мелких греческих поэм, известный под названием "Антологии", содержит в себе семь небольших стихотворений, однообразное содержание которых представляет приношение каллиграфа какому-то божеству, приношение, упоминающее о всех принадлежностях, необходимых для его занятия. Вот прозаический перевод одного из этих произведений, очень грациозного в оригинале:

"Этот мягкий свинец, определяющий движение моих пальцев, это перо, мягкое для иных искусных поворотов, этот ножик, расщепляющий и утончающий его, камень, на котором заостряется тростник, наконец, всю свою сумку, с лощилкой, губкой и чернильницей, когда-то бывшими орудиями моего смиренного занятия, я приношу тебе, о бог, потому что ослабленные возрастом и моя рука, и мои глаза отказываются от работы".

Мягкий свинец был или кружком, или стержнем из этого металла, которым водили по линейке для того, чтобы начертить линии, едва заметные для глаза, и тем обозначить точку опоры для руки переписчика и получить одинаковое число строк на каждой странице. Такие кружки были обнаружены в конце XIX века в водах Сены в пригороде столицы Франции. Карандаш заменил их для торговых списков, для школ и для повседневного употребления лиц, хлопотавших о правильности своего почерка. Позднейший прогресс привел к употреблению очень бледных чернил, положенных с помощью особого прибора на бумагу, которая получила в торговле название "линованной бумаги".

Перо (calamus) или палка для писания было очиняемо и расщепляемо перочинным ножом, а затем еще полируема и заостряема на камне. Лишь в VII столетии мы находим первое упоминание о пере, заменяющем calamus. Но этот последний в руках каллиграфа достигал тонкости, близкой к тонкости птичьего пера или более поздних стальных перьев.

Папирус, на котором написаны стихи греческого поэта Алкмана, имеют на полях заметки, писанные почти микроскопическим почерком. Наконец, чудо в виде "Илиады" Гомера, уместившейся в скорлупе ореха, служит лучшим доказательством того, на что был способен греческий каллиграф еще задолго до того, как в употребление вошли гусиные и вороновые перья.

Лощилкой служил кусок пемзы (пористое и слегка шероховатое вещество), которым слегка сглаживали края свернутого папируса и выравнивали поверхность его краев, подобно тому как в более поздние времена резец переплетчика обрезал края полей старинных книг.

Чернильница греческих переписчиков, видимо, содержала только черные чернила. Греческое слово melan, означающее чернила, переводится как "черное" и латинское слово atramentum также означает употребление черной жидкости, но египетские папирусы указывают на употребление чернил различных цветов при написании древних книг. Римские и греческие каллиграфы одинаково любили разнообразить цвета чернил, особенно для названий сочинений или глав, для заглавных букв этих глав.

Роскошь простиралась даже дальше: писатели отыскали средство разводить в подходящей жидкости золотой и серебряный порошок и, таким образом, получали золотые и серебряные буквы, блеск которых ласкал глаз, особенно если древняя книга была исполнена на пергаменте, окрашенном в пурпурный цвет. Сурик, представляющий собой красную свинцовую соль, обыкновенно употреблялся для заголовков в списках уложений. Отсюда в наш язык перешло слово "рубрика" - rubrica означало на латыни буквы красного цвета.

Но какая бумага могла воспринимать столь богатые и тонкие украшения – папирус или пергамент? Вы заметили, что каллиграф, набожное приношение которого приведено выше, ничего не говорит определенно о своей бумаге? Это потому, что бумага не относилась к принадлежностям его профессии – ее предоставлял автор или книгопродавец.

Для рукописей хорошего качества (но без тщеславных украшений) папирус годился вполне. В Египте писали даже на холсте и, кстати, выполняли на нем весьма своеобразные рисунки. Римляне также знали холщевые книги (libri lintei), содержащие сибиллинские предсказания или религиозные обряды. Однако пергамент, более твердый, чем папирус, и воспринимающий более совершенную полировку, должен был рано или поздно вытеснить этот продукт египетской промышленности. Перевороты, имевшие место в Египте (особенно после завоевания его арабами), должны были сильно повредить производству папируса.

Долгое время считалось, что калиф Омар по взятии Александрии приказал сжечь в городе библиотеку под тем предлогом, что в ней не заключалось ничего полезного для учеников пророка. Как оказалось, эта легенда утратила всякое основание: известно, что после стольких предшествующих опустошений солдатам Омара осталось очень мало книг для сожжения.

Но если и не истребляли в то время старые книги, то Египет все меньше и меньше поставлял материала для приготовления новых книг. Эта промышленность существовала еще несколько веков после завоевания арабами. На папирусе написаны многие дипломы времен Меровингов. В числе свертков, принадлежащих египетскому вице-королю и хранящихся в музее в Булаке, находится один, содержащий жития святых на коптском языке (это новейшая форма египетского языка и письменности) и оканчивающийся греческой подписью, помеченной 450 годом Диоклециана (эра мучеников) или 725 годом христианской эры, то есть временем детства Карла Великого.

В Италии папские буллы долгое время писались на папирусе. Из их числа известна одна, датированная 998 годом, но всей вероятности в те времена подобная роскошь допускалась лишь в некоторых канцеляриях.

Даже в свежем виде, тотчас после выхода из рук рабочего, эта растительная, невесомая, ломкая, не очень плотная бумага должна была легко разрушаться, она подвергалась очень многим изменениям. Это мы можем наблюдать даже на тех древних книгах Египта, которые сохранились лучше всего: листья при малейшем давлении склеиваются между собой (если только сверток не хранился тщательно в цилиндрической форме), на складках папируса образовывались разрывы. Когда эта бумага был разрезана на страницы и последние составили старинную книгу, подобную современным, а не сверток, то эти страницы было трудно перелистывать. Они не обладали упругостью, поэтому некоторые книготорговцы прибегали к следующему средству: в одной и той же книге они за папирусными страницами поочередно вставляли пергаментные листы, как это было сделано, например, с замечательной рукописью святого Августина, хранящейся в парижской национальной библиотеке.

Пергамента, в свою очередь, иногда не хватало для удовлетворения всего спроса. С V-VI веков он сделал достаточно редким материалом в некоторых странах Европы. Эта скудость заставляла довольно часто прибегать к прискорбному обычаю, восходящему, впрочем, к классической древности. Для написания актов какого-нибудь собора или даже плохих стихов какого-нибудь поэта времен упадка, проводили губкой по пергаменту, содержащему, например, речи или философские трактаты Цицерона, и затем писали новый текст: или между строками еще заметного старого текста, или же на тех самых строках, если их считали достаточно смытыми, или же (безусловно, реже) в поперечном направлении. Такого рода рукописи называются палимпсестами (подчищенными), хотя эта операция проводилась губкой или пемзой, а не ножом.

Новейшие филологи поздно спохватились проводить разбор первоначального текста палимпсестов. Для этого нужны очень хорошие глаза, а иногда еще и употребление химических реактивов, которые восстанавливая первоначальный текст, сильно изменяли состояние пергамента, разрушая древнюю книгу. Однако открытия, сделанные таким способом, вполне оправдали его. Какое сокровище, например, представляет собой палимпсест Гая, возвративший нам классический труд этого великого юриста, хотя, конечно, и изуродованный в некоторых местах! Какое сокровище представляют открытые таким способом прекрасные страницы "Республики" Цицерона! Какой драгоценный оригинальный документ представляет собой переписка ритора Фронтона с его учеником, ставшим впоследствии императором Марком Аврелием!

Почти всегда в палимпсестах обнаруживаются произведения языческой литературы, которые были покрыты христианскими произведениями, писанными на том же языке. Иногда, впрочем, языки могут различаться. Например, в рукописи библиотеки Британского музея, где сочинение на сирийском языке скрывает от нас самый древний известный нам список некоторых песен Илиады. Тут нет открытия как такового, собственно говоря, но действительно любопытно знать, каково было состояние в IV веке нашей эры этого дорогого для нас текста, подвергавшегося стольким переделкам со времен Гомера до времен его александрийских комментаторов.