Греческая принцесса Зоя Палеолог родилась в семье младшего сына византийского императора Мануила II – Фомы. Деспот Фома (1409-1465 г.) владел Патрасом и прилегающей к нему северной частью Мореи, бывшим Ахайским княжеством на полуострове Пелопоннес. Титул деспота носили ближайшие родственники византийского императора, в первую очередь его родные братья. Зоя была племянницей Константина XI – последнего императора Византии, который был коронован в 1449 году в Мистре, столице Мореи.

Владения отца принцессы Зои разделили участь столицы Византийской империи, павшей под ударами войск султана Мехмеда II Фатиха 29 мая 1453 года (сам император погиб при защите города). Правда, это произошло чуть позже – Морейское государство Фомы Палеолога перестало существовать в 1460 году.

Точная дата и место рождения Зои неизвестны. Как правило, временем ее рождения считают период между 1443 и 1449 годами, склоняясь ближе ко второй дате. Возможно, местом рождения Зои были или Патрас (Патра) или Леонтарион (Аркадия) – последние резиденции ее отца Фомы. Матерью Зои была Екатерина, дочь последнего ахайского князя Чентурионе Захария II (Дзаккариа или Цаккариа), владения которого также размещались на Пелопоннесе. Фома Палеолог принудил Захария II в 1429 году отречься от княжения и взял в жены его дочь. Известный историк Скржинская Е.Ч. полагала, что отречение Захария II имело место в 1430 году. Некоторые русские исследователи XIX века считали Екатерину дочерью герцога Феррары. Еще Карамзин Н.М. отмечал, что «великая княгиня по отце Царьский род, а по матери великого дуксуса Феррарийского», опираясь на материалы следственного дела Берсеня Беклемишева начала XVI века (то есть Зоя была дочерью итальянки и грека).

После падения Мореи под ударами турецкой армии султана Мехмеда II Фома покинул 28 июля 1460 года Пелопоннес и вместе с семьей перебрался на остров Корфу (итальянское название греческого острова Керкира). Вскоре, 16 ноября того же года, оставив здесь жену и детей, он отправился через Анкону в Рим, где был милостиво встречен 7 марта 1461 года папой Павлом II. Дело в том, что Фома Палеолог смог вывезти из Патры драгоценную христианскую реликвию – голову апостола Андрея. Благодаря этому деспот-изгнанник с почтением и сочувствием был встречен в Риме, где коллегия кардиналов выделила ему ежемесячный пансион в размере 500 дукатов. Деспота Фому поместили в Санто-Спирито в Сассии (Леонов квартал Рима), состоявшем из церкви, школы и госпиталя. Глава Ватикана вручил Фоме золотую розу за заслуги, оказанные католической церкви.

Жена деспота Фомы Екатерина скончалась 16 августа 1462 года еще во время пребывания семьи на Корфу. Фома Палеолог пережил ее на три года: он умер 12 мая 1465 года в госпитале при храме Санто-Спирито и был похоронен в усыпальнице церкви Святого Петра. Его черты замечательной красоты были воспроизведены (об этом сохранилось свидетельство хрониста из Витербо) по приказу римского папы в статуе святого Павла, предназначенной украшать лестницу в Ватикане.

В мае 1465 года дети Фомы Палеолога прибывают в портовый город Анкону на восточном побережье Италии. Перед смертью деспот Фома поручил опеку над ними кардиналу Виссариону Никейскому. Так как в Риме весной того года злобствовала чума, Зоя и два ее брата Андреас и Мануил были перевезены в Чинголи, где местный епископ, бывший секретарь Виссариона, предоставил им свой замок. Только осенью 1465 года дети Фомы Палеолога приехали в Рим.

Кардинал Виссарион, ставший к тому же в 1463 году константинопольским патриархом, как нельзя лучше подходил на роль опекуна юных Палеологов. Грек из Трапезунда, архиепископ Никеи, Виссарион на Флорентийском соборе 1438-1439 годов поддержал унию – объединение православной и католической церквей – и стал кардиналом в Риме. Он был в равной степени своим человеком как в греческих, так и в латинских культурных кругах. Ученик Плетона (жил на Пелопоннесе в Мистре в 1431-1436 гг.), он сумел объединить воззрения Платона и Аристотеля, греческую и римскую форму христианства. Будучи духовным лицом, Виссарион не чуждался и светской деятельности, был опытным дипломатом и ведущим гуманистом своего времени. Его двор при церкви Святых апостолов Петра и Павла в Риме стал местом, где собирались именитые греки и итальянские эллинисты.

Виссарион Никейский предпринял все, чтобы его подопечные Палеологи получили хорошее образование. Письмо патриарха от 9 августа 1465 года содержит программу обучения детей деспота Фомы с точными экономическими, моральными и политическими предписаниями, которые должны были во всем – одежде, поведении и образе жизни – ориентироваться на латинян: «У вас будет все, если вы станете подражать латинянам; в противном случае вы не получите ничего». Настойчивость кардинала Виссариона в этом вопросе объясняется политической необходимостью и той безвыходной ситуацией, в которой оказались дети Фомы Палеолога. Теперь они воспитывались по католическому обряду. Месячное содержание отца передали детям, и каждого из них обслуживали шесть-семь слуг. К ним также были приставлены врач, учитель греческого языка и латыни, переводчик и католические священники. Заботясь о моральном здоровье воспитывавшихся в изгнании сирот, кардинал Виссарион писал им: «Знатность не имеет цены без добродетелей, тем более, что вы сироты, изгнанники, нищие; не забывайте этого и будьте всегда скромны, любезны и приветливы; занимайтесь серьезно учением, чтобы занять впоследствии положение, вам приличествующее». Но жизнь не благоволила потомкам деспота Фомы.

Андреас Палеолог, считавшийся наследником прав византийской династии и титулярным деспотом Мореи, мечтал о возвращении владений и богатств своей семьи. Но из-за женитьбы на простолюдинке (служанке-римлянке) потерял всякое уважение в глазах итальянской знати и подвизался при дворе папы, выполняя мелкие поручения главы католической церкви.

Все попытки Андреаса организовать с помощью итальянских городов-республик и государей других стран борьбу с турками за возврат его владений ни к чему не привели. В поисках средств к существованию он в 1494 году уступил свои наследственные права на обладание Восточной империей французскому королю Карлу VIII за ежегодный пансион. Позднее, в 1502 году, он завещал свои права испанцам – Фердинанду и Изабелле, владыкам Арагона и Кастилии. Интересно, что имя Андреаса, брата Зои Палеолог, мы встречаем в русских летописях, о чем речь пойдет ниже. Умер Андреас в Риме в 1502 году, так и не выбравшись из нищеты.

Старшая сестра Зои Елена быда замужем за королем Сербии Лазарем III Бранковичем, после смерти которого она также проживала на ежемесячном содержании в сто дукатов от Святого Престола в Риме. Скончалась сербская королева Елена в 1473 году в одном из итальянских монастырей.

Младший брат Зои Мануэль в 1476 году уехал в Стамбул, принял мусульманство, как и его дядя Деметриос (Дмитрий, брат Фомы Палеолога), и умер в период правления султана Баязида II в первые годы XVI века. В конце жизни он служил привратником небольшого пансиона. Из двух сыновей Мануэля только бездетный Иоанн остался христианином. Андреас принял ислам по приказу султана Селима и был зачислен в войско. О наследовании прав на Византию в этой ситуации речи идти уже не могло.

Жизнь Зои Палеолог, на фоне судеб ее родных, сложилась намного удачнее. На нее решающее влияние оказал Виссарион Никейский, пользовавшийся большим авторитетом при папском дворе. В официальных документах того времени принцессу Зою называли «возлюбленной дочерью римской церкви». Она превратилась с годами в привлекательную девушку с темными блестящими глазами и нежно-белым цветом кожи. Кроме того, ее отличали тонкий ум и благоразумие в поведении. По единодушной оценке современников, в том числе супруги Лоренцо Медичи Кларисы Орсини, внешность Зои была довольно приятной. Но пышные формы девушки не соответствовали идеалу красоты итальянского Возрождения – тогда в моде были хрупкие, изящные фигуры. Видимо, именно этим обстоятельством объясняется появление того карикатурного портрета, который описал поэт Луиджи Пульчи в письме к Лоренцо Медичи. Этот флорентиец посетил Зою Палеолог в июне 1472 года перед ее отъездом на Русь. Свои впечатления он изложил в следующих словах: «Я опишу тебе вкратце… эту гору жира… Мы вошли в комнату, где торжественно восседала эта жирная масляница и, уверяю тебя, ей было на чем восседать… Два турецких литавра на груди, отвратительный подбородок, лицо вспухшее, пара свиных щек, шея, ушедшая в эти литавры. Два глаза стоящие четырех… Я не знаю, видел ли я когда-нибудь вещь столь обрюзглую и мясистую и, наконец, столь смешную». Это описание, едкое и злобное, приходит в противоречие со свидетельствами современников Зои Палеолог. Ее находила красивой Кларисса Орсини. Болонские хронисты в том же 1472 году восторженно писали о Зое: «Воистину она… очаровательна и прекрасна… Невысокого роста, она казалась лет24; восточное пламя сверкало в глазах, белизна кожи говорила о знатности рода ея».

Хотя к Зое не перешли наследственные права на византийский престол, Виссарион Никейский мечтал о короне для своей воспитанницы, чтя ее высокое происхождение и величие ее предков – императоров династии Палеологов. В 1466 году обсуждался вопрос о браке принцессы Зои с королем Кипра Иоанном III, по рождению из французского рода Лузиньяков. Ранее предполагался ее брак с маркизом Мантуи, сыном Лодовико III Гонзага. Новый вариант замужества для Зои Палеолог возник в 1469 году. В конце правления папы Павла II при посредничестве Венеции созрел план добиться все-таки через брак принцессы Зои с русским великим князем Иваном III объединения с Русской православной церковью и получить в лице московского князя важного союзника в борьбе с турецкой опасностью. Следует напомнить, что русская церковь была представлена на Флорентийском соборе 1438 года митрополитом Исидором, греком по происхождению, который подписал церковную унию, за что по возвращении в Москву попал в опалу и был вынужден спасаться бегством. Русь не поддержала тогда решение об объединении католической и православной церквей. Теперь делалась попытка добиться этого с помощью брачного союза.

Итак, инициатором переговоров о браке русского великого князя Ивана III и греческой принцессы Зои Палеолог был Рим. В феврале 1469 года «грек Юрьи именем» привез московскому государю великому князю Ивану III, овдовевшему в апреле 1467 года, послание от «гардинала Виссариона» с предложением папы римского Павла II взять в жен дочь «деспота Яморейскаго Фомы Ветхословца». Менее чем через месяц, в марте того же года, московский государь направил в Рим ответное посольство: «…послал Ивана Фрязина к папе Павлу и к тому гардиналу Виссариону и царевну видети. Он же дошед тамо до папы и царевну видел». Посольство Джан Батисты дела Вольпе (Ивана Фрязина) было успешным: «Царевна же. Слышев, что князь великий и вся земля его в православной вере христианской, восхоте за него», как отметили русские летописи. Павел II даже выдал русскому послу специальные охранные грамоты, по которым посланники Ивана III могли свободно передвигаться по землям Священной Римской империи в течение двух лет в их поездке за невестой.

Иван Фрязин, вернувшийся в Москву в конце 1469 года (не ранее ноября), привез Ивану III портрет невесты. Этот незначительный, на первый взгляд, факт нашел отражение в письменных источниках – настолько потрясло русских людей того времени появление произведения светской живописи. Незнакомый с художественными портретами летописец та и не смог отрешиться от церковной традиции и назвал картину иконой: «а царевну на иконе написану принесе». Судьба этого портрета Зои Палеолог, к сожалению, неизвестна. Скорее всего, он какое-то время и хранился в княжеских покоях, пока очередной из бесчисленных пожаров Кремля не уничтожил его.

Несмотря на, казалось бы, удачный ход переговоров о браке, ни в 1470, ни в 1471 годах послы Ивана III так и не были отправлены в Рим за невестой. Многие исследователи объясняют это тем, что резко обострились отношения с Новгородом (и состоялся поход на Казань) и решение внутренних проблем отвлекло великокняжескую семью от других дел. Но есть и иное обстоятельство, которое сыграло заметную роль в решении данного вопроса – отношение русского митрополита Филиппа к браку Ивана III с католичкой. Официальное великокняжеское летописание рисует идиллическую картину полного взаимопонимания между Иваном III и главой русской церкви по поводу нового брака Ивана Васильевича. На самом деле все было гораздо сложнее. Русского митрополита беспокоили попытки главы римско-католической церкви усилить свое влияние на территории одного из крупнейших в Европе государств и вовлечь страну в трудную борьбу с турецкой опасностью на Востоке. И в браке с греческой принцессой, воспитанной при дворе римского папы, Филипп видел эту опасность, хотя в переговорных грамотах Павла II нарочито подчеркивалось православное вероисповедание невесты (имя Зоя уже тогда было заменено на имя Софья, а фамилия отца Палеолог переведена на русский – Ветхословец). В дальнейшем даже официальные летописные своды не смогли скрыть негативного отношения митрополита Филиппа к этому браку. Видел он, без сомнения, и иную подоплеку затеваемого Римом брачного союза, могущую привести Россию к участию в тяжелой войне с турками.

Данный вариант был крайне желателен для Рима в политическом плане. Это отмечает в своих работах Скржинская Е.Ч. Итальянские источники свидетельствуют о том, что в качестве богатого приданого римский папа отдавал за Зоей Палеолог всю Морею, то есть бывшие владения на Пелопоннесе как ее отца, деспоты Фомы, так и его братьев, поочередно правивших Мистрой. Это явствует из документа Венецианского сената от 20 ноября 1473 года. О правах великого московского князя Ивана III на Византийскую империю сенат упоминает и в своем послании к Ивану Васильевичу от 4 декабря 1473 года, в котором речь идет о возможном военном союзе итальянских городов-республик с татарским ханом 2для подавления (турок) общего врага всех христиан, захватчика Восточной империи, которая – в случае, если в императорском доме не будет потомков мужского пола – принадлежала бы вашему господству по праву вашего благополучнейшего супружества». Подспудно этим обращением сенат Венецианской республики пытался внушить Ивану III интерес и стремление к отвоеванию владений Палеологов как мужу восточно-римской царевны. Однако уловки венецианской дипломатии, направленные на якобы освобождение Московского государства от опасных соседей на Балканах, и намеки на принадлежность захваченных Мехмедом II земель Ивану III в силу его брака с наследницей Палеологов не возымели действия. К тому же в тот период еще были живы два брата Зои, правомочные, как и она, наследники владений угасающей династии Палеологов. Да и само наследство – Пелопоннес – находилось во власти турецкого султана, что делало его весьма эфемерным. О приданом Зои Палеолог – Море – сохранились записи только в хрониках городов Витербо и Виченцы, принимавших принцессу Зою по пути ее на Русь в 1472 году. Хронисты отмечали, что папа Сикст IV передал Зое всю Морею, «которую предполагалось силами мужа «королевы Руссии» (“la regina di Russia”) отобрать у Мухаммеда (Мехмеда)».

Но надеждам Рима и Венеции и опасениям русского митрополита Филиппа не суждено было сбыться. Умный и осторожный политик Иван III, отлично разобравшийся во всех «подводных течениях» римской дипломатии, последовательно отстаивал интересы России, не ввязываясь в авантюрные планы представителей католического мира. Насколько в этом были заинтересованы итальянские города-республики, и в первую очередь Венеция, свидетельствуют «Венецианские анналы» Доменико Малипьери, составленные в 1474 году. Описывая посольство Семена Толбузина, Малипьери писал: «Предполагается, что этот король в скором времени направится на борьбу с турками, потому что он – зять деспота Фомы Палеолога, умершего в Риме, и, в случае смерти обоих сыновей последнего без потомства, Римская империя перейдет именно к нему».

Итак, видя отсутствие послов от Ивана III, Венецианский сенат, направлявший представителей к хану Большой Орды для заключения военного союза против турок, дал поручение послу специально посетить столицу Московского государства. В сентябре 1471 года дипломат Антонио Джилярди привез в Москву папскую грамоту с повторным предложением заключить брак между Иваном III и Зоей Палеолог. Только в январе 1472 года, приняв окончательное решение, московский великий князь отправил посла Джан Батиста дела Вольпе к римскому папе и кардиналу Виссариону Никейскому. Русское посольство прибыло в Рим 23 мая и было размещено за пределами города в отеле Монте-Марио. Уже в дороге выяснилось, что папа Павел II умер в конце 1471 года. Поэтому послам пришлось срочно «выскребывать» его имя в послании великого князя Ивана III и заменять новым.

Папа Сикст IV немедленно созвал совет в связи с появлением посольства «Ивана, князя Белой России». Поскольку известно об этой далекой стране было немногое, особенно «о вере рутенов», часть прелатов высказала сомнение в целесообразности брачного союза Зои Палеолог. И все-таки брак был одобрен: «25 мая послы предстали пред тайной консисторией. Они подали открытое письмо, написанное на маленьком лоскутке пергамента, снабженное золотой печатью и содержащее только следующие слова на русском языке: «Великому Сиксту, первосвященнику римскому, князь Белой России Иван челом бьет и просит, чтобы верили его послам». Тогда же папе Сиксту IV были вручены подарки – шуба и семьдесят соболей. Краткая информация о приеме посла великого русского князя Ивана III была включена в русские летописи: «…и бысть честь велика Фрязину и сущим с ним от папы и от царевичей, Фоминых детей Андрея и Мануила, и дары велики. И были тамо 32 дни».

Первого июня 1472 года в церкви Святых апостолов Петра и Павла с участием прелатов состоялось торжество символического обручения Зои Палеолог с Иваном III, которого представлял на этой церемонии посол Иван Фрязин (Джан Батиста дела Вольпе). На таком ритуале настоял папский престол, поскольку речь шла о смешанном браке, имея в виду воспитание греческой принцессы Зои в католической вере. Обряд совершил католический епископ в присутствии знатных патрицианок Рима, Флоренции, Сиены. В их числе была королева Боснии Катарина и Кларисса Орсини (из рода Медичи). Кардиналы прислали на церемонию своих представителей.

Невеста Ивана III получила от папы Сикста IV значительную сумму для долгого путешествия на Русь. В архиве города Рима хранится ассигновка, помеченная 20 июня 1472 года и исходившая от трех кардиналов, генеральных комиссаров крестового похода (они хранили средства для войны с турками). Ассигновка была адресована банкирам Лоренцо и Юлиано Медичи с просьбой выделить 6400 дукатов, из них 4000 – принцессе Зое, «королеве русской» для путешествия в Россию, 600 дукатов – на долю епископа, который сопроводит ее в Москву, и 1800 дукатов следовало задержать в кассе. Но по решению папы Сикста IV Зое выдали 27 июня 5400 дукатов. Доля епископа не изменилась.

Глава римско-католической церкви позаботился о надлежащей свите для сопровождения невесты Ивана III в ее дальнем путешествии в Москву. Сикст IV отправил письма к городским властям Болоньи, Нюрнберга, к проконсулу Любека с просьбой оказать радушный прием воспитаннице папского престола. Так, в бреве от 21 июня 1472 году герцогу Модены Эрколо д’Есте он писал: «Наша возлюбленная о Христе Иисусе дщерь, знатная матрона Зоя, дочь законного наследника константинопольской династии Фомы Палеолога… нашла убежище у апостольского Престола… Мы приняли ее с чувством любви и осыпали ее почестями в качестве дщери, предпочтенной другим. Она отправляется к своему супругу, с которым она обручена нашим попечением, дорогому сыну, знатному государю Ивану, великому князю Московскому, Новгородскому, Псковскому, Пермскому и других… носим ту Зою, славного рода, в лоне нашего милосердия, желаем, чтобы ее повсюду принимали и чтобы с ней повсюду обращались доброжелательно… Это будет достойно похвалы и нам доставит величайшее удовлетворение». Знатную невесту должны были принимать с надлежащими почестями и предоставлять продукты, лошадей и провожатых.

Виссарион Никейский также разослал в некоторые города письма с настоятельными просьбами о хорошем приеме его подопечной. Дело в том, что в начале мая 1472 года кардинал Виссарион, направлявшийся во Францию, встретился в Болонье с русским посольством, ехавшим в Рим за невестой великого князя Ивана III. Опекун принцессы Зои тут же отправил послание в Сиену, предвидя успешное завершение миссии посла русского государя: «Это дело составляет предмет наших забот и наших попечений, ибо мы всегда были воодушевлены чувством… сострадания по отношению к принцам византийским, пережившим такое бедствие, и мы считали своим долгом помогать им постоянно в виду общих связей наших с отечеством и народом. Теперь, если этот посол повезет невесту чрез ваши пределы, мы усердно просим вас ознаменовать ея прибытие каким-нибудь празднеством и позаботиться о достойном их приеме, чтобы, вернувшись к своему господину, они могли сообщить о расположении народов Италии к этой девице. Ей это доставит уважение в глазах ея супруга, вам – славу, а для нас это такая услуга, что за нее мы будем постоянно вам обязаны».

24 июня 1472 года, после аудиенции у папы Сикста IV в садах Ватикана, Зоя Палеолог в сопровождении шестидесяти всадников и папского легата Антонио Бонумбре отправилась в далекий путь. Огромный обоз насчитывал около сотни лошадей. В свите византийской принцессы был Деметриос Ралли, посол братьев Зои. Сопровождал Греческую принцессу и Юрий Траканиотес, один из ее сватов, бывший мажордом отца Зои, Фомы Палеолога. Состоял в свите невесты русского государя и князь Константин, грек из Мангуп-Кале (Крым), судьба которого на Руси сложилась необычно. Он принял постриг в Ферапонтовом монастыре, в 1490 году основал под Угличем скит, в котором жил как простой монах под именем Касьяна. Скончался знатный грек в 1504 году в возрасте около 80 лет. Русская церковь до сих пор чтит его как святого Касьяна Учемского (или Мангупского). Основанная им обитель просуществовала до конца XVIII столетия.

Читать продолжение старинной книги