Максим Грек выработал в себе прямой, открытый характер: аскетизм сделал его неподкупно честным, правдивым человеком, для которого говорить правду когда бы то ни было и пред кем бы то ни было составляло стихию его жизни и деятельности. Полученное Максимом высокое научное образование облагораживающим образом отразилось на всем его характере. Максим вообще мало знал жизнь, а явившись в Россию, страну дотоле ему совершенно неизвестную, он, естественно, оказался в положении человека, для которого все представлялось новым и неизвестным.

ПЕРЕЙТИ В ПОЛНЫЙ КАТАЛОГ СТАРИННЫХ И АНТИКВАРНЫХ КНИГ

А что касается до всякого рода интриг, которыми так отличался московский двор того времени, то Максим, по особенностям своего характера, совершенно не был подготовлен к ним. Положение Максима в Москве на первый раз было очень завидное: он составил себе репутацию человека высокопросвещенного. Первые годы своего пребывания в России Максим Грек провел благополучно, Первым его занятием, как отмечено, был перевод Толковой Псалтыри. Вручил он свой перевод великому князю, который передал его на рассмотрение митрополиту Варлааму. Тот и собор одобрили и назвали перевод «источником благочестия». Переводчик Максим был щедро награжден великим князем.

После перевода Толковой Псалтыри Максим просил у великого князя позволения, согласно обещанию, отпустить его на Афонскую гору. Просьбу свою повторял неоднократно. Но всегда получал отказ. Причина - в особом взгляде на Максима. "Держим на тебя мненья, - говорил один опальный боярин Максиму, - пришел еси сюда, а человек еси разумный, а ты здесь увидал наша добрая и лихая, тебе там пришед все сказывати". Совершенно та же тенденция, какую при Иване III мы наблюдали по отношению к Аристотелю, Солари, Алевизу...

Великий князь Василий III, как отмечено, не любил видеть никакого противоречия себе. Даниил, игумен Волоколамского монастыря, человек тонкий по уму, гибкий по своим нравственным убеждениям, с задатками честолюбия, сумел понравиться великому князю. Следствием было возведение его на митрополию 22 февраля 1522 года, единоличною волею князя, без санкции собора. Новый митрополит сделался вполне покорным слугою великого князя.

Митрополит Даниил - типическая личность иерарха-иосифлянина. Даниил любил внешние условия жизни: богатые одежды, пышные выезды, хороший стол и вообще довольство во всем. Положительною чертою митрополита Даниила была любовь к труду и научным занятиям. Проповедь служила для него самою главною стихией его жизни. Своею редкой начитанностью и познаниями митрополит Даниил возвышался над всеми своими русскими современниками, как и захожий ученый Максим Грек. И между этими двумя китами тогдашней учености, после нескольких лет добрых отношений, возгорелась смертельная борьба и ненависть...

Повод к раздору - самый странный и внешне ничтожный. Полюбилась митрополиту священная книга блаженного Феодорита, епископа Мирского, но она была на греческом языке, которого митрополит не знал. Попросил трижды Максима перевести книгу и трижды получил отказ. Почему? По содержанию-де книга не годится для народа. Мотив, который отнюдь не убедил митрополита. Отсюда и загорелся сыр-бор: сильный, с растяжимой совестью митрополит все сделал для того, чтобы сокрушить, опозорить, согнуть в бараний рог непокладистого ученого, своего врага. "Достигоша тебе, окаянне, - говорил Максиму с гневом гонитель, - греси твои, о нем же отреклся превести ми священную книгу блаженного Феодорита". Много накипевшей злобы слышится в этих словах. Он (митрополит) открыто перед всеми излил свой гнев на Максима, которого подвел под суд собора. Митрополит был чужд благодушного великодушия по отношению к Максиму. Собор осудил его «аки хульника и священных писаний тлителя». По приговору суда Максим был заключен в темницу Волоколамского монастыря - никого ничему не учить, ничего не писать и не сочинять, не посылать и не получать посланий. Воспрещение писать - одно из главных и необходимых условий заключения Максима.

Находясь в Волоколамском монастыре, Максим выносил ужасные страдания: его морили голодом, дымом, морозом и другими различными "озлоблениями и томлениями". Приставленные к нему старцы следили за каждым его шагом, запоминали все то, что он говорил им, и впоследствии явились в числе его первых обвинителей.

Около шести лет провел Максим в заточении в Волоколамском монастыре, пока новые обстоятельства не вызвали его на новый соборный суд. На новом соборе митрополит осуждал Максима за то, что «он волшебными хитростями еллинскими писал (углем на стене) и водками на дланех своих и распростирал длани свои против великого князя, а также против многих поставлял волхвуя.

Углем он написал на стене своей темницы акафист Параклиту, то есть Святому Духу. Вообще все поведение Максима в Волоколамском монастыре понималось его врагами как вызов. Нужен был только повод, чтобы снова потребовать его в суд. Повод представился в виде политического дела: усмотрели связь Максима с турецким послом Скиндером, умершим в 1530 году. Максима объявили агентом турецкого султана: обвинение, явно притянутое за волосы, ведь заветной политической мечтой Максима Грека, как и кардинала Виссариона, было поднять московского царя в "крестовый поход" против неверных, против захватчика, турецкого султана. Какой же при этих условиях из Максима Грека турецкий агент, враждебный великому князю Василию III? Великий князь всячески выискивал и копил предлоги для расправы чужими (соборными) руками с иноземным ученым, которого он пригласил, согласно собственной грамоте, лишь временно и которого обязан был холить и защищать от врагов, а не продавать «а lа Пилат», умывая руки, на пытки доморощенной инквизиции.

После постигшей Максима Грека опалы оставшиеся в селе Коломенском книги были спрятаны там же, в тайниках княжеского дворца, связанного подземным ходом с соседней Алевизовской, сторожевой башней, имитированной под церковь (Вознесения). Эта последняя представляет из себя замечательное и загадочное сооружение. На хорах видны две дверные замуровки, которых еще никто не открывал. Каменный подвал церкви в одном углу издавал совершенно определенный звук пустоты. В первые годы революции один московский бывший староста просверлил в буте пола две скважины на глубину до 5 метров, но, порвав о камни не один бур и угробив около двух тысяч рублей, бросил.

По распоряжению ЦИКа я пробил в загадочной замуровке сквозной, до материковой глины, колодец, до 8-9 метров глубиною. В глине оказались загнанные наискось метровые дубовые сваи в шахматном порядке, назначение которых было, видимо, облегчить давление гигантской каменной пробки на пустоту под нею, на глубине еще приблизительно 5 метров. Наличие пустоты изобличал все время гул при пробивке колодца, настолько отчетливый, что опытный забойщик-татарин искренне боялся провалиться. Упомянутую глиняную перемычку между пробкой и пустотой для определения ее мощности необходимо было пройти буром, но свободного бура в нужный момент не оказалось во всей Москве.

Максим Грек более всего пострадал от митрополита Даниила и великого князя Василия III. Почему от Даниила - мы видели. Но в чем тайная пружина ненависти к Максиму со стороны великого князя?

Было одно обстоятельство, которое втайне грызло и мучило великого князя, усугубляло ненависть к Максиму. Это неосторожные отзывы последнего о великом князе, которого доносчики обязательно информировали, как о далеком от увенчания лаврами за храбрость государе; "Князь великий Василей, внук Фомы Амарейского. Да ты же, Максим, великого князя называл гонителем и мучителем нечестивым... Да ты же, Максим, говорил: князь великий Василей выдал землю крымскому царю, а сам, изробев, побежал от турского. Ему как не бежати? Пойдет турский и ему либо карач дати, или бежати". Эти слова жгли душу великого князя особенно своей правдой, но еще более угнетала мысль о назревающей оппозиции Максима в задуманном им глубоко интимном деле женитьбы при живой жене.